Челябинск

Среди названий славных и наград,
Которыми особенно гордятся,
Есть огненное слово: Танкоград,
Есть боевое званье: танкоградцы!

Е.Ховив

 

Танкоград – город, которого не было на карте нашей Родины. Такое неофициальное имя Челябинск получил в годы Великой Отечественной войны, когда на заводах стали выпускать танки вместо тракторов. Массовое производство танков Т-34 было освоено всего за 33 дня! По общим подсчетам каждая пятая машина, выпущенная для фронта, была сделана в Танкограде!

Челябинский тракторный завод был главным центром по производству танков в стране. Именно здесь выпускали легендарные установки БМ-13 — “Катюши”. Каждый третий танк, боевой самолет, патрон, мина, бомба, фугас и реактивный снаряд изготавливались из челябинской стали.

От “Клима Ворошилова” до “Иосифа Сталина”

Первый танк на Челябинском тракторном заводе (ЧТЗ) собрали в конце 1940 года. За полгода произвели всего 25 машин опытной модели КВ-1, название которой расшифровывалось как “Клим Ворошилов”.

В довоенные годы основное производство танков в Советской России концентрировалось на двух предприятиях — Кировском заводе в Ленинграде (сейчас Санкт-Петербург – Прим.ред.) и Харьковском моторостроительном. Почти сразу после начала боевых действий производства оказались в зоне досягаемости фашистской авиации. Тогда их эвакуировали в Челябинск и объединили с ЧТЗ, который в результате стал главным центром оборонного танкостроения и получил временное название — Челябинский Кировский завод. Так появился Танкоград.

“Статус общероссийского центра танковой промышленности за Челябинском закрепился с созданием в городе Народного комиссариата танковой промышленности”, — рассказывает корреспонденту РП историк Сергей Спицын. — “Его возглавил Вячеслав Александрович Малышев, которого в шутку и с молчаливого согласия Сталина называли “Князем танкоградским”. Этот талантливый конструктор пользовался особым расположением генералиссимуса. Директором ЧТЗ стал Исаак Зальцман, которого союзники прозвали “Король танков”. Под “княжеским” и “королевским” руководством на ЧТЗ за военные годы выпустили 13 новых моделей танков и самоходок, в общей сложности 18 тыс. боевых машин. Каждый пятый танк, сделанный в стране, отправлялся бить врага из цехов уральского предприятия”.

В 1942 году ЧТЗ впервые отправил на фронт легендарные Т-34. Их массовое производство наладили всего за 33 дня, хотя до этого считалось, что серийный выпуск боевых машин такого класса нельзя запустить быстрее, чем за четыре-пять месяцев. Впервые в мировой практике поставили на конвейер и производство тяжелого танка. Поточная сборка началась 22 августа 1942 года, и уже к концу 1943 года завод ежедневно выпускал по 25 машин Т-34 и по 10 тяжелых танков.

“О роли, которую сыграл Т-34 в Великой Отечественной войне, написаны десятки томов”, — говорит военный историк Леонид Марчевский. — “Именно этот танк, получивший на фронте нежное прозвище “Ласточка”, принес победу в обороне Москвы, Сталинграда и в битве на Курской дуге. Т-34 стал легендой, одним из символов победоносной Красной Армии. Это единственный танк, который не устарел за все военные годы, когда развитие вооружения шло как никогда стремительно, и до сих пор используется в некоторых странах третьего мира. Именно поэтому этот танк чаще всего устанавливают на пьедесталы как памятник Великой Победе. Большинство танков-памятников находятся в исправном состоянии, хоть сейчас снова в бой”.

Охота на “Тигров”

К концу 1942 года нацисты нашли способ противостоять Т-34, отправили в бой новое оружие — тяжелые “Тигры”. Мощная броня и усиленное вооружение делали эти танки практически неуязвимыми для советских боевых машин. Поэтому перед заводскими конструкторами поставили новую задачу — в кратчайшие сроки создать и запустить в производство танк, который сможет охотиться на “Тигров”. Приказ вышел в феврале 1943 года, а уже в сентябре на ЧТЗ был выпущен первый тяжелый танк серии ИС, что расшифровывалось как “Иосиф Сталин”.

“Это было настоящее оружие победы, стальная крепость!” — восхищается Леонид Марчевский. — “ИС-2 изначально был предназначен для ведения наступательных действий, мог эффективно атаковать самые мощные оборонительные укрепления. Этот танк был не менее маневренным, чем Т-34, однако имел значительно более тяжелое вооружение и броню. Его 112-миллиметровая пушка могла сломить любое сопротивление. Фашисты быстро убедились в непревзойденной на тот момент огневой мощи нового советского танка и отдали негласный приказ любой ценой избегать вступления с ИС-2 в открытый бой. С появлением этой машины, СССР выиграла “войну брони”, как тогда называли противостояние российских и немецких конструкторов. Танков, подобных ИС-2, не было на тот момент ни у одной армии мира. Только челябинским ИСам оказалось под силу снести мощную линию обороны, когда Красная Армия перешла в наступление на Германию”.

После Курской битвы советское командование отдало приказ немного доработать модель, сделав башню более обтекаемой. Так появился ИС-3, который сошел с конвейера в 1945 году, и успел принять участие только в параде Победы. Тем не менее, этот танк состоял на вооружении армии СССР до начала 90-х годов прошлого века.

В январе 1943 года на заводе собрали первый образец СУ-152 — легендарной самоходки, получившей на фронте прозвище “Зверобой”. Так боевую машину прозвали за то, что ее 152-миллиметровая гаубица-пушка, стрелявшая 50-килограммовыми снарядами, легко пробивала броню фашистских “Тигров” и “Пантер”. Появление СУ-152 на Курской дуге во многом решило исход битвы, став полной неожиданностью для гитлеровцев. До конца войны ЧТЗ отправил на фронт более 5 тыс. таких установок.

Женщины, дети и старики

За то, что ежедневно новые танки и самоходки отправлялись на фронт громить врага, Танкограду пришлось заплатить дорогую цену. Рабочие четыре года войны трудились на износ.

“Первая сложнейшая задача, которую им пришлось решить, — принять и разместить оборудование, приходившее с ленинградского и харьковского заводов”, — рассказывает Сергей Спицын. — “Техники катастрофически не хватало, поэтому тяжелые станки разгружали с вагонов и тянули до места вручную, на специальных волокушах. Там их устанавливали на пустырях и запускали прямо «с колес». Работали под открытым небом, не обращая внимания на погоду. Осенью еще терпимо, а вот зимой стало совсем невмоготу. Чтобы люди могли хотя бы прикоснуться к ледяной броне, под собираемыми танками разводили костры. Лишь когда стало понятно, что рабочие просто-напросто замерзнут, над такими импровизированными цехами начали возводить кровлю, а потом и стены”.

Другая проблема состояла в том, что у большинства рабочих не было соответствующей квалификации и их нужно было обучать с нуля. Большинство квалифицированных слесарей, токарей, шлифовальщиков ушли бить врага. Их место заняли пенсионеры, женщины и подростки 16–14 лет. Молодые мужчины были нужнее на фронте.

До войны на ЧТЗ работало 15 тыс. человек, а к 1944 году — уже 44 тысячи. 67% работников, впервые вставая к станку, не имели ни малейшего представления, что и как им предстоит делать. Всех их нужно было обучать с азов, причем без отрыва от производства, поскольку их помощь была необходима прямо здесь и сейчас, не было времени ждать.

“Станки ломались, а мы держались”

Уже в первые дни войны рабочая смена на ЧТЗ была увеличена с 8 до 11 часов. А когда фашисты подошли к Москве, и положение стало критическим, все рабочие завода перешли на казарменное положение. В едва отапливаемых тремя паровозными котлами старых цехах и вообще неотапливаемых новых, а иногда и под открытым небом, они работали по 18, а то и по 20 часов в сутки. За смену выполняли две-три нормы. Сколько еще люди смогут выдержать работу в нечеловеческих условиях, никто не думал. Лозунг “Все для фронта, все для победы!” на ЧТЗ воспринимали буквально, и жертвовали своим здоровьем и жизнями.

“Первым выходным днем за четыре года войны для нас стало 9 мая 1945 года”, — рассказывает корреспонденту РП ветеран ЧТЗ Иван Грабарь, работавший на заводе с 1942 года. — “На ЧТЗ я попал в 17 лет, после эвакуации со сталинградского тракторного завода. Первый месяц жил в отделе кадров, спал прямо на полу. При расселении меня «приписали» к одному челябинскому дому, где, как считалось, еще были свободные места, но там в одной крохотной комнатушке уже жило не меньше 20 человек. Тогда я решил не стеснять их и устроился прямо на заводе. Так тогда поступали многие. Поэтому со временем нас расселили в цехах, установив двухъярусные кровати рядом со станками. Тогда была норма: на одного человека — 2 кв.м пространства. Тесновато, конечно, но удобно. Особого смысла уходить с завода домой все равно не было, на сон оставалось три-четыре часа, не было ни малейшего желания тратить их на дорогу. Правда, в цеху зимой никогда не было теплее 10 градусов, поэтому мы постоянно мерзли. Да и воздух был спертый. Но ничего, терпели, болеть было некогда. Станки ломались, а мы держались”.

Раз в две недели рабочим выделяли время, чтобы они могли помыться, постирать одежду. А потом — снова к станку. При таком нечеловеческом графике рабочих, трудившихся всю войну не менее 18 часов в день, кормили настолько скудно, что ощущение сытости не наступало никогда.

“Первая смена начиналась в 8 утра. Завтрака не было в принципе”, — вспоминает Иван Грабарь. — “В два часа дня можно было пообедать в столовой. Там нам на первое давали чечевичный суп, про который мы шутили, что в нем «крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой”.

Периодически в нем попадалась картошка. На второе — котлету из верблюжатины, конины или сайгачатины с каким-нибудь гарниром. Пока я дожидался второго, то обычно не выдерживал и съедал весь полученный хлеб — есть хотелось нестерпимо постоянно. Ужинали в 12 часов ночи — банку американской тушенки запивали фронтовыми ста граммами. Они были нужны, чтобы заснуть и не замерзнуть. Первый раз мы выпили, как следует, 9 мая 1945 года. Когда услышали новость о победе, скинулись бригадой и купили ведро вина на всех. Отметили. Пели песни, плясали.

Многие работники попали на завод совсем детьми, и поэтому старшие, которым было самим по 17–18 лет, за ними приглядывали. Забирали у них продовольственные карточки, выданные на весь месяц, и затем отдавали по одной в день. Иначе дети не выдерживали и съедали весь месячный запас сразу, за один раз, рискуя потом умереть от голода. Следили, чтобы маленькие токари и слесари не упали с ящиков, подставленных, чтобы дотянуться до станка. А еще, чтобы не заснули прямо на рабочем месте и не упали на станок, где их ждала верная смерть. Подобные случаи тоже были.

Следила за младшим поколением и 16-летняя Александра Фролова, эвакуированная из Ленинграда и ставшая на ЧТЗ бригадиром. У нее в подчинении было 15 девочек-подростков.

“Трудились сутками. Когда руки примерзали к станкам, с трудом отдирали их, отогревали в бочке с водой, чтобы пальцы гнулись, и снова вставали работать. Откуда у нас силы брались, не знаю. Еще и о «красоте» успевали думать — прямо в цехе, не отходя от станка, мыли голову холодной мыльной эмульсией”, — вспоминает она.

“Черные ножи”

“Самое интересное, что уже в 1942 году эти подростки, недавно ни имевшие не малейшего представления о производстве, истощенные от постоянного голода и непосильного труда, научились выполнять по несколько норм в сутки”, — рассказывает корреспонденту РП Надежда Дида, директор музея трудовой и боевой славы ЧТЗ. — “Так, в апреле токарь Зина Данилова перевыполнила норму на 1340 %. Нормой стало не только стахановское движение, но и движение многостаночников, когда один рабочий обслуживал несколько станков. Бригады сражались за почетное звание “фронтовых”. Первой стала бригада фрезеровщиков Анны Пашиной, в которой 20 девушек выполняли работу 50-ти квалифицированных рабочих довоенного периода. Каждая из них обслуживала по два-три станка. Ее почин подхватила бригада Александра Саламатова, заявившая: “Не уйдем из цеха, пока не выполним задание”. Затем — Василий Гусев, выдвинувший лозунг: “Мой станок — оружие, участок — поле боя”. А значит, ты не имеешь права уйти от станка, не выполнив задание фронта”.

Приходилось набирать и обучать новых рабочих. Мальчишки-фэзэушники, не успев подрасти, мечтали не просто отправлять на фронт танки, а уйти вместе с ними бить фашистов. Когда такой шанс появлялся, его не упускали. В начале 1943 года челябинские рабочие собрали деньги и выкупили у государства 60 танков, сформировав 244-ю танковую бригаду. Добровольцы подали на зачисление в нее более 50 тыс. заявлений. 24 тыс. горожан выстроились в очередь, чтобы попасть на фронт. Из них отобрали всего 1023 человека, в основном, рабочих ЧТЗ — они лучше большинства танкистов знали, как обращаться с танками, поскольку делали их своими же руками.

“Фашисты прозвали эту бригаду “Черные ножи”, потому что для каждого из челябинских бойцов оружейники из Златоуста выковали по короткому клинку с черными рукоятками и вручили их в подарок перед отправкой на фронт”, — рассказывает Сергей Спицин. – “Во время крупнейшего в истории танкового сражения — Курской битвы, эта бригада проявила такое мужество, что была переименована в 63-ю гвардейскую. “Черных ножей” фашисты боялись как огня, поскольку челябинские парни отличались особой стойкостью и закалкой. Они принимали участие во взятии Берлина, а 9 мая 1945 года освобождали последний город Европы, остававшийся на тот момент под контролем фашистов — Прагу. Командиру бригады Михаилу Фомичеву выпала честь принять символические ключи от Праги”.

Работники ЧТЗ до сих пор помнят слова министра гитлеровской пропаганды Йозефа Геббельса, произнесенные в январе 1943 года: “Кажется каким-то чудом, что из обширных степей появлялись все новые массы людей и техники, как будто какой-то великий волшебник лепил из уральской глины большевистских людей и технику в любом количестве”.

Полина Виноградова