«Мой отец, Федоряченко Никифор Матвеевич, вернулся с фронта 15 сентября 1945 года рядовым с тремя орденами и шестью медалями на груди. Я часто слушал его рассказы о его боевых подвигах, о различных поступках в боевой обстановке, в разведке, с противотанковым ружьем, с крупнокалиберным пулеметом или автоматом.
В октябре 1952 года меня призвали в армию с третьего курса Рыльского педучилища.
И вот, на лошадке повез меня отец со Званного в Рыльский райвоенкомат. По длинному пути я попросил отца поведать мне о самом трудном и страшном бое. Он сказал, что все бои были трудные и тяжелые. А страха, как бремени, как страдания, он не ощущал.
Перед каждым боем или разведкой он молился богу и с приподнятым возбужденным настроением шел как на работу. И стал рассказывать о бое с темна до темна, где он остался один со всей первой роты. Этот бой был в Польше недалеко от Люблина.
Нашему батальону был дан приказ штурмом выбить укрывшихся в окопах вдоль маленькой речушки и в перелесках по неглубоким балкам фашистов, а нашей роте сходу захватить поселок в 12 дворов - высотку на водоразделе, а второй и третьей роте захватить железнодорожную станцию южнее и поселок при ней. Несмотря на то, что наша артиллерия перед атакой прочесала передовую линию противника, атака наша захлебнулась, и бой с большими потерями затянулся почти на целый день. Дело в том, что нам пришлось наступать почти по открытой местности. На отдельных участках нам удалось продвинуться к ручью, и наш взвод ворвался в немецкие окопы. У немцев началась паника, и они начали отступать. Немецкие офицеры поняли, что нас мало и начали останавливать своих солдат. Они залегли по склону балки. А нам то теперь с их окопов стало более безопасно. Взводный в бинокль заметил, что к нашему штабу подошла машина с боеприпасами. Вторая и третья рота были ближе к машине и их солдаты по одиночке начали пробираться к машине за боеприпасами. Наш лейтенант тоже послал
7 человек. А вернулось 6 человек. Мы принесли, а кое- где ползком тащили 3 ящика патронов. В расположении второй роты взвилась земная ракета и мы услышали многоголосое «ура». Наш взвод с немецких окопов тоже короткими перебежками и ползком стали передвигаться к балке, но встретили яростное сопротивление и залегли, а потом пришлось укрыться в окопах. Мы с напарником установили на бруствер станковый пулемет и короткими очередями остановили немцев, один мотоцикл загорелся, второй перевернулся, а 3 скрылись в кустах. И еще дважды мы пытались идти в атаку, но возвращались в немецкие окопы. Личный состав таял, лейтенанта ранили в плечо, напарник мой убит. Вдруг я заметил, как по траншее с перевязанной рукой приближается к лейтенанту командир роты майор Борисов. Он сообщил, что немцы начали спешно отходить, санитарка убита, раненых после подберут, запасайтесь патронами и, посмотрев на свои часы, сказал, что в 16.00 через 5 минут рота должна быстро двигаться к высотке, чтобы не дать немцам закрепиться в поселке. Примерно километр прошли и вышли в поле, а впереди поселок как на ладони. Перед поселком с нашей стороны железная дорога. Майор сказал, что любой ценой нам надо добежать до железнодорожной насыпи. Нам удалось добежать, хотя 4 человека погибло. Я на 19 лет был старше командира, но он называл меня отцом. На этот раз он обратился ко мне, чтобы я выбрал себе напарника и с пулеметом и автоматом проползли по-пластунски вдоль насыпи метров 100, а потом еще пройти прижимаясь к насыпи метров150-200, перейти железку. Там должна быть дорога к поселку, выбрать удобное место, чтобы видна была улица и когда появится с десяток немцев, с пулемета открыть беглый огонь. У немцев начнется паника, 3-4 автоматчика короткими перебежками бросятся с южной стороны поселка и откроют огонь с тыла. Думаю, что немцы будут обороняться, и поспешно покинут поселок, поверив в то, что к нам пришла помощь с севера. Замысел командира полностью воплотился. Мы установили пулемет на обочине дороги за кустом, откуда улица просматривалась как на ладони. Первые залпы нашего пулемета скосили нескольких немцев, а автоматчики из-за забора крайней усадьбы оказались значительно ближе к выбегающим на улицу немцам и стреляли прямо в упор. Бой длился 5 минут. Немцы, оставив около 30 трупов на улице, быстро драпали из поселка. К сожалению, мы уже не могли их атаковать. В центре поселка был двухэтажный кирпичный дом и большой двор. Командир дал приказ собраться всем в этом дворе. Принесли с насыпи тяжело раненого лейтенанта и автоматчика, их перевязали и положили в доме на нижнем этаже. Майор распорядился установить наблюдение со второго этажа. Там установили противотанковое ружье и пулемет. За сараем я обнаружил колодец, достал ведро воды и мы наконец то утолили жажду. Командир построил роту, в строю оказалось 17 человек + командир, лейтенант на наблюдательном пункте, трое, тяжело раненых на нижнем этаже и один боец, что был со мной, остался на правом фланге поселка с пулеметом и противотанковым ружьем. И так осталось нас 23 бойца. Опытного и физически крепкого бойца командир отправил на исходный наблюдательный пункт, чтобы связаться со штабом батальона, а если связи не будет, то найти штаб, который уже очевидно на железнодорожной станции и передать просьбу о немедленном оказании помощи живой силой. Иначе немцы будут пытаться захватить эту высотку. Он сделал другие распоряжения и попросил меня сопровождать его в комнату, где лежат раненые, так как он делал все распоряжения полулежа. Я завел его в этот большой зал, принес сена с сарая и помог лечь в углу рядом с лейтенантом. Меня он отправил к моему напарнику на правый фланг. Выходя из дома, я заметил на веранде керогаз, зажег спичку и горелка загорелась. Я достал из колодца воды, налил в большую чашку и понес в дом раненым, оставшуюся воду в ведре я поставил на керогаз, а сам пробежал по сараям, зашел и в соседние 2 двора и собрал более двух десятков яиц. Не успел я выбежать из соседнего двора, как услышал приближающийся рев самолета, который пикировал с северной стороны по линии дворов поселка. Я отскочил на несколько шагов от сарая и повалился в малинник. Самолет прошил пулеметными очередями поселок и сбросил 3 бомбы, одна из которых попала в двухэтажный дом. Я вскочил оглушенный ударной волной, все кругом в пыли и дыму и побежал во двор. Второй этаж рухнул и завалил входную дверь, а угол дома над фундаментом обрушен. Я увидел пролом, подбежал к дыре и услышал стон и тихий голос «помогите». Я попытался залезть через эту дыру, но она оказалась узкой, вспомнил, что под навесом лежал топор. Я метнулся за топором и во весь голос закричал: «Помогите. Командир под завалом». Топором я расширил проход и залез в дом, нащупал командира и начал выгребать руками штукатурку, обломки кирпича, щебенку. Затем я стал на колени, обхватил командира под правую подмышку и резким рывком сдвинул верхнюю часть тела командира в сторону пролома. После нескольких рывков удалось выдернуть из-под плиты и ноги. А снаружи 2 бойца продолжали увеличивать пролом. Я осторожно стал отступать на коленях и подтягивать командира. Затем мы уже втроем осторожно вынесли подавленное тело командира во двор. Командир потерял сознание. Я нашел второе ведро, достал воды с колодца и начал смывать грязь и кровь с лица, командир пришел в чувство, повернул голову влево и открыл правый глаз и тихим голосом произнес: «Спасибо, отец. Ты -герой!». И тут мы услышали как зарокотал пулемет, а затем и два автомата. Командир тихо сказал: «Немцы пошли в контратаку, а правый фланг молчит». Я мгновенно вскочил и 150 метров как на крыльях пробежал. Из-за забора крайней усадьбы я увидел лежащего на земле своего напарника-сибиряка Николая с окровавленной грудью и шеей. На мгновение я оцепенел, но рев моторов и пулеметные очереди отрезвили меня, я увидел танк, чуть дальше- второй, а сзади бегут немцы. Я перекрестился и бросился к противотанковому ружью, прицелился и выстрелил. Танк остановился, задымил, а потом загорелся. Перезаряжая ружье, я увидел, что второй танк стал разворачиваться, и в это время с левого фланга мои друзья произвели второй удачный выстрел. Танк задымил, прополз несколько метров и стал. Цепь залегла. Я переполз к пулемету и выпустил несколько коротких очередей по выпрыгивающим из танка немцам. Цепь уползла обратно. Стрельба прекратилась. Я подполз к мертвому Николаю и понял, что он попытался сбить с пулемета пикирующий на поселок самолет, но немецкий пулеметчик опередил его. Через несколько минут прибежал автоматчик и сказал, что меня зовет командир. Когда я забежал во двор, то увидел командира, лежащего на одеяле, под головой подушка, и солдат ему докладывает, что на чердаке третьего дома пулемет первый открыл огонь, очевидно, его засекли, и пушка на танке.. в общем прямым попаданием, пулеметчик Козлов на левом фланге тоже убит. Командир тихо спросил: «Сколько?». Мы поняли вопрос, и напарник ответил, что пулеметов – два, автоматов с запасом, ПТРов – два. Командир опять произнес: «Сколько?». Солдат сказал: «Восемь с Вами, пулеметчик на левом фланге ранен». Командир тихим голосом и очень медленно сказал, что немцы до наступления темноты будут атаковать, чтобы захватить поселок, поэтому из шести боеспособных по два отправиться на фланги возле пулеметов и ПТР и 2 автоматчика на точки. Он попытался достать из кобуры пистолет, но рука плохо подчинялась, поэтому я вытащил пистолет и положил у его бедра. Он сказал: «С богом, друзья, торопитесь». Я забежал в 3 и 7 дворы, где сидели автоматчики. У одного был бинокль. Я ему сказал, чтобы он, как заметит немцев, трижды по три раза прокукарекал. Подойдя к напарнику на правый фланг, я начал оборудовать саперной лопатой второй окоп метров на шесть дальше. Но минут через 7 как током пронизало слух «кукареку». И в скором времени мы увидели редкую цепь из трех десятков немцев. Они уже не ползли, а начали окапываться. Я прошил 2-3 короткие очереди по спинам немцев. Цепь залегла. Через некоторое время 7 немцев вскочили и короткими перебежками побежали к танку, который был ближе к нам. Тут же зарокотали пулеметы с левого фланга, в след и мой. Трое немцев добежали до танка и началась активная стрельба с обеих сторон. Пули засвистели над нашим бруствером, мы переползли во второй окоп, а потом в резервный окоп возле забора. Немцы прекратили стрельбу и начали отступать. Я оставил напарника, забежал к первому автоматчику, калитка открыта, а он мертвый лежит в луже крови. Я взял его автомат, проверил - диск полный почти. Забегаю к командиру, он просит пить. Я достал воды с колодца, напоил его, он тихо сказал, что левый пулемет замолчал, надо проверить. Я побежал туда. О боже! Раненый автоматчик, очевидно, помогал левой рукой направлять пулеметную ленту, лежит рядом с товарищем, оба в крови, убиты наповал. Я перетащил пулемет в другой окоп и вернулся к командиру, доложил о потерях. Осталось три бойца. Командир сказал, чтобы я подошел поближе. Я стал на колени и слезы навернулись на глаза. Он тихо сказал: «Крепись. Немцы поняли, что нас осталось мало, они берегут солдат, будут стрелять штучно, поэтому, когда откроют огонь, ты на левом фланге 3 короткие очереди дай и мигом за дворами перебегай на правый фланг, запутывай их». И тут открыл огонь мой напарник на правом фланге, я бросился на левый фланг. Немецкая цепь зарылась, они вели огонь с пулеметов из-за танка, но не активно. И мы стали реже стрелять. Потом замолчал автоматчик, а потом и пулемет замолчал. Я дал один залп по танку и побежал на правый фланг. Мой напарник лежит мертв, пуля попала в лоб ближе к левому уху и вышла в шее. Я перетащил пулемет к другому окопу и затаился. Немцы ослабили бдительность, десятка два поднялись во весь рост и двинулись на поселок. Я мгновенно использовал свой шанс. Немцы залегли и попятились назад. А я помчался на левый фланг, начал внимательно всматриваться в цепь и в мертвый танк. Наконец я заметил 2 фигуры за танком и дал короткую очередь, и сразу побежал на правый фланг. Еще дважды я сменил позицию, этим я затруднял немцам обнаружить себя. Наконец, находясь на правом фланге я заметил какое-то перемещение цепи. Я дал залп и сразу перетащил пулемет в другой окоп. Я предчувствовал, что немцы пойдут на штурм, так как приближался вечер. Вставил новую и последнюю ленту в пулемет. Немцы короткими перебежками стали приближаться ко мне. Я вынужден был постоянно давать короткие очереди, а помогать то некому. И вдруг немцы вскочили и побежали назад. И тут я услышал многоголосое «Ура!» с южной стороны поселка. Я увидел, как десятка два наших солдат перебегали улицу и стреляли по отступающим немцам. Я побежал по улице и увидел лейтенанта, который смотрел в бинокль. Я обратился к нему и сообщил, что вон в том дворе лежит тяжело раненый майор, а немцев не более двух десятков. Я побежал во двор к майору и лейтенант побежал за мной. Я взял чашку и дал попить командиру. По серой изможденной щеке командира покатилась слеза. Он тихо сказал: «Успели. А ты, отец, герой». Я упал на колени, наклонился и дал волю слезам. Лейтенант выбежал на улицу и позвал на помощь. В скором времени двор заполнили солдаты, подошли лейтенант с подполковником. Майор попытался доложить командиру батальона, но тот, видя его состояние, остановил его. Он стал на колени и обнял его. Потом он сказал, что сейчас придет машина, отправим тебя в госпиталь. Майор тихо стал говорить: «Товарищ подполковник, нас осталось двое, я и рядовой Федоряченко Никифор. Он спас меня, уничтожил фашисткий танк и более часа, один, умело лавируя и перемещаясь с фланга на фланг, удерживал оборону. Я прошу Вас подать рапорт командиру дивизии о присвоении звания Героя СССР рядовому Федоряченко Н.М., сообщите моей жене…». Пока выносили майора и укладывали на машину, он потерял сознание. Подполковник достал блокнот и записал мою фамилию, имя и отчество, год рождения и домашний адрес. Потом подошел ко мне, обнял и расцеловал меня под бурные крики «Ура!». Он сказал, что рапорт подаст по инстанции. На второй день остатки 2 и 3 роты отправили в тыл на пополнение. Меня отправили в дивизионную разведку. Спустя 2 месяца командир полка перед строем зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР:
1. Присвоить звание Героя СССР майору Борисову Н.П. (посмертно)
2. Наградить орденом «Славы» лейтенанта Петракова А.Н. (посмертно)
3. Наградить орденом «Славы» рядового Федоряченко Н.М.»