Я почти ничего не знаю про своих дедов и бабушек.

Но война коснулась всех.

Отец мой, Георгий Павлович Колесников, сирота, военный ребенок, родился в 1944 году на Украине, вырос в детском доме. Про его родителей мы не знаем вообще ничего, хоть и искали его родных много лет. Но к сожалению свидетельство о рождении – повторное, мы даже не знаем, настоящие ли имя и фамилия в нем. Но отец все равно всю жизнь искал родных, сначала искал сам, потом вместе с нами. Только недавно перестал, в силу возраста уже приняв, что никого не найдет, ему сейчас 71 год – но его военное сиротство всегда с ним...

Мама тоже ребенок войны. Ее мать, Александра Ивановна Артамонова, до войны работала на заводе в Москве. Когда началась война завод эвакуировали куда то на север, а работников в деревни. Бабушка с детьми попала в рязанскую деревню. Там и прожила, и проработала всю войну и потом еще несколько лет, пока эвакуированным не вернули паспорта. Она в тылу отработала для победы еще много лет после нее.

Ее гражданский муж, Илья Трушин, служил танкистом, сгорел в танке. Похоронку прислали ей, не смотря на то, что они не были официально женаты. Но он указал ее, а по законам военного времени, кого указал погибший, та и жена… Там была трагическая история несчастной любви, и позже появившаяся законная жена, тоже с ребенком. Так вот, бабушка бегала по инстанциям, чтобы вернуть пенсию его законной жене. Ничего не доказала, поэтому просто ходила отдавала ей деньги, женщины договорились делить пенсию за погибшего пополам, уважая волю Ильи. Такая была бабушка, кристально честная – пыталась вообще отдать, а когда не смогла, поделилась законной пенсией, хоть и сама, без мужа, с двумя детьми, да еще в эвакуации, жила крайне тяжело, после войны долго голодала вместе с детьми.

Мама моя, Мария Яковлевна Щербакова, 1940 года рождения, тоже ребенок войны. Из самых ранних воспоминаний помнит бомбежку, как они прятались в лесу. А уже из послевоенного помнит голод. Как голодные дети собирали колоски, когда возили колхозный хлеб. Как выкапывали по весне картофельную ботву, как летом носили с болот траву «нюни», которой так-то кормили свиней, а теперь ели сами… Председатель колхоза, в котором дояркой работала бабушка, видя бедственное положение ее семьи, разрешил ей по вечерам приводить маленьких детей на дойку в коровник. Выносить ничего конечно же было нельзя, но во время дойки он разрешал напоить детей молоком. Бабушка считала, что они и выжили благодаря этим председательским кружкам молока.

Прадед, бабушкин отец, Иван Артамонов, воевал в финскую, был в плену, вернулся глубоким инвалидом, и на эту войну его не взяли, хоть он и пытался пойти.

Бабушкин брат, мой двоюродный дед, мамин крёстный, Петр Иванович Артамонов, любимый бабушкин младший брат Петька, к моменту начала войны как раз служил в армии, в танковых войсках, на границе. Очень гордился что одним из первых попал на фронт. Пропал без вести.

Получается, в нашей семье я - единственная, кого война не коснулась напрямую.

К величайшему сожалению у нас не осталось практически никаких документов, даже фотографий. Но осталась память. И вот она всегда будет с нами. Это то, что нельзя забывать, то что дает нам силу жить – подвиг, кровь и жертва наших родных, наших предков. Память о них, и глубочайшее уважение – это то, что я расскажу и передам своим детям.

Татьяна Колесникова, 40 лет.