Есть люди, которых сама жизнь выдвигает на трудные, опасные и ответственные участки, и они с честью одолевают все испытания, выходят из них победителями, вызывая уважение и восхищение окружающих. А посмотришь на них – вроде бы обычные люди, с такими же, как и у других, биографиями, и только, может быть, корни у них покрепче да сила духа потверже.
Об этом я размышлял после встречи с Ильёй Николаевичем Кузькиным, полковником в отставке, фронтовиком, прошедшим сквозь огненную купель сначала стрелком, потом пулемётчиком и, наконец, дивизионным разведчиком. По существу, он каждый день и час находился в боевом соприкосновении с врагом, вёл с ним ожесточённые схватки, истребил немало фашистов и дошёл до Победы. Это и есть Подвиг с большой буквы, подвиг высокого нравственного звучания.
Родился Кузькин на Рязанской земле в деревне со светлым и поэтическим названием – Солнечное, дома которой смотрелись своими окнами в тихие, безмятежные воды речки Прони. Рос он шустрым и смекалистым, физически крепким и волевым, добрым и отзывчивым, и старики в деревне говорили меж собой: подрастёт – отца заменит. А отец его, Николай Дмитриевич, дважды избирался сельчанами председателем колхоза.
Возможно, так бы оно и вышло, да только война поломала все планы и задумки. В декабре сорок второго семнадцати лет от роду ушёл Илья Кузькин Родину защищать. Впрочем, их, юнцов, не сразу бросили в пекло войны, а около года учили в лагерях боевым специальностям.
Первый бой Кузькин запомнил на всю жизнь. В январе сорок четвёртого его родная 128-я гвардейская горно-стрелковая дивизия вела тяжёлые бои с противником в Крыму, под Аджимушкаем. С высоты гитлеровцы хорошо просматривали и обстреливали наш передний край. Для штурма сильно укреплённой высоты в полку отобрали добровольцев. Кузькин одним из первых шагнул из строя. За ним последовал и его земляк Иван Яковлев.
Наша атака была внезапной и дерзкой, враг бежал. А вскоре опомнился, подтянул резервы и перешёл в контратаку. Поредевший отряд добровольцев с трудом сдерживал натиск. Тут-то и услышал Кузькин стоны раненого Яковлева. Не медля ни секунды, бросился к нему на помощь, наложил повязку на простреленную пулей ногу. Идти Яковлев не мог, надо тащить его на себе. А фашисты всё ближе, уже чётко различимы их серые мышиного цвета мундиры и автоматы – «шмайсеры» в руках. В это мгновение пуля сбила с Кузькина шапку, видно, снайпер целился в голову, да ошибся на какой-то сантиметр. Судьба!
Кузькин дотащил земляка до своих. Когда они оба свалились на дно траншеи и немного отдышались, Яковлев отыскал его руку и без слов крепко пожал её.
Яковлева скоро отправили в медсанбат, фронтовые пути-дороги их разошлись, но Кузькин долго ещё помнил тепло его разгорячённой ладони и глаза, наполненные слезами благодарности. А потом и Кузькина ранило в лицо. Подлечился он в госпитале и вернулся на фронт, получив назначение в пулемётную роту 166-го гвардейского стрелкового полка. В расчёте станкового пулемёта «Максим» он прошёл путь от подносчика до командира. 24 июня сорок четвёртого Кузькин спас жизнь командиру пулемётной роты гвардии капитану Николаю Гурееву, получившему тяжёлое ранение в наступательном бою. Он лежал в бессознательном состоянии и только стонал. Кузькин уложил его на свою плащ-палатку и так подтянул к дороге, по которой двигались наши артиллеристы. Они-то с Кузькиным и доставили Гуреева в госпиталь.
- Спасибо, Илья Николаевич – растроганно произнёс командир, и Кузькин смутился: так по имени-отчеству его назвали, пожалуй, в первый раз.
- Дарю тебе на память свой пистолет, пилотку и гимнастёрку…
Потом Гуреев ещё прислал своему спасителю письмо из госпиталя: поправляюсь, поскорее бы на фронт, твой подвиг никогда не забуду.
Пулемётчик на фронте – ключевая фигура и в обороне, и в наступлении. Поэтому гитлеровцы так охотились за ними! Но пули миновали Кузькина. «Ты словно заговорённый», - подшучивали друзья. Да ошиблись: 13 августа сорок четвёртого Кузькина ранило. Осколок из вражеской самоходки – «фердинанда» величиной с голубиное яйцо застрял у него между лопаткой и шеей. Уже истекая кровью, он дал ещё несколько очередей из пулемёта по наступающим фашистам.
А дальше – медсанбат, где Кузькин познакомился с дивизионными разведчиками сержантом Иваном Нестеренко и рядовым Николаем Портновым. Сдружились сразу. Разведчикам пришелся по душе Кузькин: он был уже обстрелянным, бывалым фронтовиком с медалью «За отвагу» и нагрудным знаком «Отличный пулемётчик» на гимнастёрке. Они-то и предложили Кузькину после излечения в их отдельную разведроту: нам такие, как ты, очень нужны. Мужеством разведчиков он всегда восхищался. И вдруг такой шанс, разве можно его упустить? В день выписки Кузькина в медсанбат приехал старшина Щукин из 99-й отдельной разведроты 61-й стрелковой дивизии. «Изучать кадры», — с улыбкой сказал он Кузькину. Беседовали недолго. И под конец Щукин сказал: «Подходишь в разведчики по всем статьям».
Начальнику разведки дивизии майору Бессонову Кузькин тоже приглянулся своим характером. Так он стал разведчиком 2-го взвода. И сразу же его определили в группу захвата. Первая вылазка в тыл противника за «языком» - разве её забудешь? Это было ноябрьским днём сорок четвёртого под Гумбиненом. Разведчики в ночной тьме миновали минное поле, перерезали проволочные заграждения. Впереди возле вражеского блиндажа заметили дымок, видно, часовой греется. Моросил дождь, над позициями плыли музыкальные мелодии, которые передавала наша звуковая установка. Делалось это в интересах разведгруппы с целью отвлечь внимание противника.
Первым подполз к часовому, стоявшему к ним спиной, командир отделения старший сержант Иван Ерофеев, за ним, крадучись, словно кошка, - Илья Кузькин. Ерофеев на мгновение приподнялся и ударил часового по голове, тот обмяк и осел на землю. Кузькин бросил в блиндаж гранату. Разведчики, отходя, волокли за собой «языка».
С тех пор всегда в тыл противника Кузькин двигался вслед за Ерофеевым, как его первый помощник. У разведчиков не было проколов и неудач, им всегда сопутствовал боевой успех. Случалось, они захватывали сразу двух «языков», а однажды пленили даже семнадцать гитлеровцев, среди них были и офицеры. В другой раз разведчики освободили из неволи сорок советских девушек, угнанных в Германию на работу. Фашисты заперли их в подвале и держали там без пищи и воды. С каким ликованием встретили девушки своё спасение!
В одном из боёв Ерофеев погиб. Кто заменит такого храброго мастера по захвату «языков»? Выбор пал на Кузькина. И он ни разу не подкачал. Мартовским днём сорок пятого Кузькина в третий раз ранило. Старшина Щукин отвёз его на бричке в медсанбат, а оттуда раненого доставили в госпиталь. Хирург вынул у него из тела пять осколков и наложил швы. Кузькин выжил и поправился, сдал врачам свои костыли и вернулся в разведроту. Последнего «языка» он брал с товарищами в Берлине на берегу Тельтов-канала.
После войны Кузькин не захотел расставаться с армией: сдал экстерном экзамены за военное училище и был произведён в офицеры. Он последовательно прошёл все должности от взводного до командира части, окончил Академию химзащиты, служил в штабе гражданской обороны страны. И на любом участке отдавал себя службе сполна, неизменно достигал высоких результатов в боевом обучении и воспитании подчинённых. О его опыте рассказывалось в военной печати.
Жизнь уготовила Кузькину ещё одно суровое испытание. 6 мая 1986 года ему приказали возглавить полк гражданской обороны и убыть с ним в район Чернобыля. Три недели командир и его подчинённые занимались в зоне радиоактивного заражения дезактивацией земель. А когда цифра суммарного облучения у них вплотную приблизилась к максимально допустимому уровню, поступил приказ о замене…Через все испытания он пронес святую верность своим убеждениям и жизненным идеалам, сохранил целостность своей натуры. Такими людьми сильна наша Российская земля! А. Кулаков, заслуженный работник культуры Российской Федерации
(Статья «Через все испытания» была опубликована в газете «Ветеран» №45 1999 года. Она также есть в книге Геннадия Петровича Тамбовцева «У истоков Победы» (Пенза, 2012 год.)