22 июня 1941 года. Около часа дня. Отдыхаю после ночного дежурства в больнице. Прибежали подруги Аня и Женя. Разбудили: «Вставай, идём в военкомат. Война!» У каждой из нас в военном билете было указано о необходимости явки в военкомат в первый день объявления войны. К военкому попали в 15.00 часов. С удивлением смотрел он на трёх девушек в нарядных платьях, модельных туфельках, и с вещевыми мешками в руках. Покачав головой, военком спросил: «Куда это вы собрались? На танцульки что ли?» Мы молчали, не зная, куда деть глаза. Действительно, собираясь в военкомат, мы не подумали, куда идём и одели всё самое лучшее…Отправил военком нас домой, к своим мамочкам, сказав, что вызовет, когда понадобится. А нам уже и домой не хочется идти, мы хотели как все – на фронт. Пустили слезу, но сделали для себя только хуже: военком нас просто выгнал. И вернулись мы в свою больницу, ожидая вызова.
27 июля 1941 года всем троим пришли повестки. Тут, конечно, мы почувствовали, что это серьёзно…Военком направил нас в формирующийся госпиталь. Итак, с 28 июля 1941 года мы – солдаты.
С 28 июля 1941 г. по 28 августа 1944 г. – медицинская сестра эвакогоспиталя.
И вот, наконец, первый приём раненых. До этого мы никогда раненых не видели. Я работала в перевязочной. Никогда не забуду первую перевязку. Сняла гипс, повязку, начала обрабатывать рану и не могу понять, что это в ране серое шевелится?.. Тронула пинцетом – поползли черви… Меня затошнило, и я рухнула здесь же на пол, потеряв сознание. Кто-то облил меня водой, я пришла в себя, а раненый – пожилой усатый дядечка и говорит: «Ничего, доченька, крепись, не то ещё увидишь…» И я снова принялась за перевязку.
Ноябрь 1941 г. госпиталь было решено эвакуировать в Новохопёрск Саратовской области, т.к. немцы были уже под Москвой.
В начале 1942 г. меня перевели во фронтовой эвакогоспиталь. Нередко мы развёртывались у линии фронта с медсанбатами. Особенно трудно было зимой. Одеты мы были легко, скуден был наш паёк. Порой работали без перчаток так, что кожа рук оставалась на холодном металле госпитального имущества. Вот несколько случаев из моей жизни.
Город Славянск. Жестокая бомбёжка. Вынесены все раненые. Просматриваю палаты: не оставили ли кого? Пробежала по первому этажу – пусто. Осматриваю палаты второго этажа. В одной из них – тяжелораненый, которому накануне мне пришлось отдать кровь. Вижу его испуганный взгляд и слышу возглас: «Сестричка, возьми меня…» В горячке, не помня себя, хватаю его как ребёнка на руки, он охватывает мою шею здоровой рукой. И так я спускаюсь вниз, где нас обоих подхватывают врачи и подруги-сёстры, удивляясь, как я могла донести раненого с гипсом.
Город Николаев. Глубокая ночь. Такая же бомбёжка. Кругом всё горит. Взрыв бомбы во дворе госпиталя - пятиэтажной школы. При проверке на пятом этаже обнаружила раненого, закованного в гипс. Поднять его одной невозможно, помощи нет, а он зовёт: «Сестричка, не уходи!» Само собой принято решение: подсела к нему, прикрыла собой, прижалась к его щеке и стала напевать «Землянку». Кругом грохот, всполохи взрывов в темноте ночи, содрогается здание, а я пою…
Сколько прошло времени, отчёта дать не могу. В таком положении меня увидели после отбоя воздушной тревоги начальник госпиталя полковник Востроилов и раненые, вернувшиеся в палату.
Видя страдания тысяч людей вокруг, о себе не думалось, работали до полного изнеможения. Особенно трудно было работать после того, как отдашь кровь. Тело казалось совсем лёгким и невесомым, голова кружилась, в глазах – блестящие звёздочки. А это было очень часто.