Это были те самые ребята, 1923 года рождения, которые прямо с выпускных ночных гуляний отправлялись в военкоматы, те самые, необстрелянные, но дерзкие и мужественные, шагнувшие в вечность в свои восемнадцать прямо со школьной скамьи.
Мой отец, Прокофьев Юрий Сергеевич, окончил школу в городе Раненбурге, Рязанской губернии (ныне город Чаплыгин Липецкой области) с золотой медалью. На момент начала войны ему ещё восемнадцати не исполнилось, что, в общем-то, и сыграло решающую роль в его отправке на фронт несколько позже. Мой дед, Сергей Алексеевич, был директором педучилища в городе, и, как никто, понимал, насколько важны знающие молодые люди в армии. Как только появилась возможность, Юрия призвали на ускоренные двухмесячные офицерские курсы, и осенью Раненбургским РВК Рязанской области он был направлен в 321 гвардейский миномётный полк, 523 отдельный гвардейский миномётный дивизион на Ленинградский фронт.
Он был одним из тех, кто осваивал новое оружие – «катюши», которые наводили ужас на врага. «Старший техник, лейтенант» - так написано в «Книге памяти». Он делал сложные расчёты, чтобы снаряды «катюши» летели точно в цель.
Изобрели знаменитые гвардейские минометы БМ-13 не в Ленинграде. Но местные рабочие очень быстро освоили их выпуск.
Производство «катюш» поставили на конвейер уже в начале 42-го года. В строжайшей секретности здесь делали снаряды, подъемные и управляющие механизмы и устанавливали все это на грузовые машины, ЗИС-5. Получались уникальные, немного «истощенные», а потому воистину блокадные «катюши». Такие машины на протяжении всей войны не выпускались нигде, кроме Ленинграда. Но немцев били по полной программе.

В Ленинграде на тот момент одним из ведущих конструкторов на судостроительном заводе работал дядя Юрия, Константин Алексеевич Прокофьев. Его жена была врачом, тоже военнообязанная. У них росла трёхлетняя дочь Галя. К ним частенько в увольнение и заглядывал племянник. Эвакуировать семью на «большую землю» при таком раскладе не представлялось возможным. Все остались в Ленинграде. Единственно, что удалось сделать Константину Алексеевичу, это снять дачу в Удельной, так как квартира находилась в самом опасном месте – на Невском проспекте. Всю блокаду при возможности Юрий старался подкармливать свою маленькую сестрёнку Галю, отвозя ей офицерский паёк. Сам же питался вместе с солдатами.

Блокада.

Когда я просила отца хоть что-то рассказать о войне, он либо отшучивался, вспоминая смешные случаи, либо уходил от ответа. Более подробно он стал мне рассказывать только тогда, когда я уже была взрослая.
Вы не верьте, что война – это только героизм, мужество, бесстрашие… Не страшно только идиотам. Вспоминать, рассказывать, чтобы снова и снова переживать эти страшные времена, вряд ли отцу хотелось. Возможно, по этой причине и повествование моё будет похоже на лоскутное одеяло, цепочку коротких воспоминаний отца.

Когда с продовольствием становилось совсем туго, а это зима 1942 года, бойцы по ночам совершали вылазки на промёрзшие поля, на «нейтральную полосу», где ещё оставались неубранные буряки, набивали ими мешки и по промёрзшей земле тащили их в сторону своих. Многим это стоило жизни. «Нейтральная полоса» периодически освещалась либо прожекторами, либо ракетами. Следом, со своим смертоносным соло, вступал вражеский пулемёт.
Налёты, обстрелы, короткие передышки… А город стоял, жил своей суровой жизнью, голодной, холодной, хоронил погибших от обстрелов, от голода…

Как-то отец рассказал случай, произошедшей с его дядей, когда тот с завода возвращался в Удельную, к семье. Туда можно было прямо из города доехать на трамвае. Константин Алексеевич (дядя Котя, как его называли в семье) спешил на уже отходящий трамвай, когда завыла сирена. Догонять смысла не было, и он спустился в бомбоубежище. Бомбы рвались где-то совсем близко. Затем всё стихло. Люди медленно покидали бомбоубежище и продолжали свой привычный путь. Тот трамвай, на который дядя не успел, так и остался стоять на путях… Прямое попадание. Не спасся никто.

Прорыв блокады. Ранение.

18 января 1943 года началась стратегическая наступательная операция «Искра» по прорыву блокады Ленинграда. Шли жесточайшие бои за каждый километр, шли навстречу друг другу войска Ленинградского и Волховского фронтов. Не раз освобождённые населённые пункты занимали то наши войска, то вражеские. Несложно представить, в какую «мясорубку» попали войска, с каким ожесточением одни освобождали ленинградскую землю, другие всеми силами пытались сломить сопротивление наших войск!
3 февраля 1943 года при прорыве блокады отец был тяжело ранен в плечевой сустав осколком снаряда. Истекая кровью, он смог дойти до медсанбата, где ему оказали первую помощь и отправили в город, в госпиталь на Первой линии Васильевского острова (в мирное время там была обыкновенная школа). Первые операции не дали должного результата – рука не работала, висела плетью. Сустав был полностью разбит. И только к сентябрю 1943 года при повторных операциях, мастерством наших хирургов рука была полностью восстановлена, но глубокий след от ранения остался на всю жизнь.

Предательство.

Домой из блокадного Ленинграда письма не доходили. Известий о Юре, жив он, или нет, не было. Ждали…
У моей бабушки помимо отца была старшая дочь Наталья и младший сын Олег. Деда, Сергея Алексеевича с начала войны откомандировали готовить молодых бойцов, обучать их и отправлять на фронт.
ЧП произошло в 1943 году. В части, где служил дед, в увольнении трое молодых новобранцев в нетрезвом виде надругались над молодой девушкой. Это стало известно Сергею Алексеевичу, их командиру. На утреннем построении он приказал троице выйти и встать перед строем. «По закону военного времени вам грозит высшая мера! Я понимаю, когда подобные преступления совершает враг. Он пришёл на нашу землю насиловать, грабить и убивать. Но вы! Вы же советские солдаты! Вы поступили хуже фашистов! Вы надругались над нашей советской девушкой!» - это суть гневной речи, произнесённой дедом перед строем. Кто бы знал, что один из негодяев был генеральским сынком, который поспешил о «казусе» сообщить своему высокопоставленному родителю. Не знаю, что стало с виновниками «казуса», скорее по указке сверху всех троих «отмазали», или двоих отправили в штрафбат, а вот дед расплатился за эту «отмазку» 58 статьёй и 10-ю годами лагерей.
Бабушка и в Москву ездила с письмами, но тщетно… Видать, папаша негодяя высокий пост занимал.
Дед был единственным кормильцем в семье, и бабушка осталась одна с дочерью Наташей, работавшей в госпитале, и Олегом 14 лет.
Чтобы Олег не голодал, с помощью хороших друзей его решили устроить в интернат для детей-сирот военных, а Наташа, как могла, обеспечивала мать, которая часто болела и не работала.

А в далёком Ленинграде Юрий шёл на поправку. Через дядю долетела печальная весть и до него. Переписка с матерью стала просто невозможна, хотя деньгами Юрий всегда помогал.

Снова в строй.

26 сентября 1943 года Юрий получает пятичасовой отпуск «для устроения домашних дел» и снова возвращается в полк. А 8 октября 1943 года на его груди заблестела медаль «За оборону Ленинграда».
А далее через Варшаву, уже на новеньких «катюшах», более мощных, модифицированных, на Берлин. В составе войск первого Белорусского фронта.
Последний залп из своего орудия по Берлину бригада, с которой прошёл по дорогам Великой Отечественной войны мой отец, дала из пригорода Берлина в конце апреля 1945 года, за неделю до капитуляции фашистской Германии.
На этом боевое дежурство гвардии лейтенанта Прокофьева Юрия Сергеевича не окончилось. Ещё целый год по май 1946 года он находился в Германии в составе контингента Советских войск.

Мы мирные люди, но наш бронепоезд…

После войны за отличную службу отцу предлагали поступить в военную академию им.М.Фрунзе в Москве и стать кадровым военным. Но после блокады, после лет, проведённых в семье дяди, отец решил вернуться и учиться в Ленинграде, посвятить свою жизнь ракетостроению, работать на оборону Родины, но…в штатском. Так, всю жизнь он проработал в одном из ведущих ракетно-космических фирм России. ВПК «НПО машиностроения» под руководством В.Н.Челомея в качестве ведущего инженера-конструктора, руководителя лаборатории и сектора конструкторского бюро.

Вместо эпилога…

Я родилась спустя 15 лет после окончания Великой Отечественной войны. До сих пор живы в памяти: моё любопытство: «А почему у папы дырка в плече?», мой восторг: «У меня папа самый сильный!», - и я скакала по броне папиных брюшных мышц. А как я кричала: «Это папа стреляет, это мой папа стреляет!», - когда по телевизору показывали документальные кадры, где стреляли «катюши»!

Память сердца, ты никогда не исчезнешь! В моей памяти до последнего вздоха будут саднить отцовские раны, я никогда не смогу выбросить недоеденный кусок хлеба в помойное ведро, потому что помню, как голодал в Блокаду мой отец… И каждый раз приезжая в Ленинград, я в сотый раз пойду с внуком на Пискарёвку, или на мемориал «900 дней и ночей» на Московском проспекте, чтобы в сотый раз со слезами в горле ему прочесть стихи Ольги Берггольц, поклониться праху погибших и их СВЯТОЙ ПАМЯТИ.