Бабушка Груша рано осталась вдовой. К тому времени из восьми детей выжила лишь половина. Немало пришлось ей помыкать горя, немало пролить горючих слёз, прежде чем она вырастила их и поставила на ноги. И тут грянула война.

Диву даёшься, как набрели немцы на их деревню, затерянную среди лесов и полей курской земли. Было до революции Большое Боброво крупным процветающим волостным селом, да после того как репрессировали местного батюшку Николая Фролова, приходившегося бабушке родственником, а церковь закрыли, стало оно хиреть и приходить в упадок.  

Жителей Больше-Боброва оккупация не сломила: по ночам партизанам хлеб пекли, одежду стирали и через связных в лес передавали. Карательный немецкий отряд, узнав об этом, нагрянул внезапно, в четыре ночи. Соседка Надя Гринёва раненого партизана в погребе прятала под бочкой. Он без ступенек был, в виде глубокой ямы. Когда надо, они лестницу приставляли и спускались за продуктами. Впрочем, и продуктов-то не было. Заглянули немцы в темноту ямы да и пошли дальше. Найди они партизана — никому бы не сдобровать. Связные (незнакомая девушка и паренёк из Сибири Вася Соснин), увидев приближающихся карателей, спрятали хлеб в кустах, наспех запрягли коней и пустились в лес. Немцы бросились в погоню. Одни на телеге — другие на мотоциклах… Силы явно неравные, да и коню фашисты ногу подбили. Захочешь в лесу затеряться  — кровавый след выдаст.

Пока каратели преследовали связных, стоявшие в Больше-Боброве немцы согнала жителей маминой улицы на середину деревни и пригрозили, что расстреляют каждого пятого, если партизаны скроются. Стоят заложники и молятся, кто про себя, кто вслух… Трудно сказать, что прочувствовали и пережили они, увидев, как везут пойманных связных. «Сыночек!» — вскрикнула бабушка, глянув на перевязанное, с запёкшейся кровью плечо Васи. «Молчи, молчи, — испуганно зажала ей рот стоявшая рядом женщина. — Подумают, что он родной твой сын, — и тебя расстреляют, и нас поубивают! Кричи не кричи, их теперь живыми не отпустят».

«А соседское село — большое село было! — фашисты дотла выжгли: за то, что партизаны одного немца убили, согнали жителей не то в школу, не то в конюшню (не помню уж) и подожгли здание. Всех сожгли заживо», — вспоминала младшая дочь бабушки Зинаида. Чудом в живых остались только дед и внук, удившие в камышах рыбу и не знавшие о том, что происходит. Возвращаются они и видят: горят люди. Крик стоит, стоны… Внук рванулся вперёд, а дед прижал его к себе: «Не смей! Никого уже не спасёшь, только сам напрасно погибнешь». Сейчас на месте села стоит лишь памятник, и некому поведать о том, что было.