Много страшных дней и ночей в годы Великой Отечественной войны пришлось пережить моему папе, Щербакову Владимиру Фёдоровичу. Родился он в деревне Мишинка (тогда это был Семлёвский район, ныне Вяземский, недалеко от Кайдаково). Ему было всего 12 лет, когда началась война. Папа из многодетной крестьянской семьи, в которой родилось 10 детей, он предпоследний ребёнок. Его отец, Фёдор Михайлович, был отличным печником, мама, Анастасия Дмитриевна, трудилась в колхозе и занималась воспитанием детей. Старший брат Никанор работал председателем колхоза имени Будённого.
Из рассказа моего отца, Щербакова Владимира Фёдоровича:
Сентябрь 1941 года
Как сейчас помню тот солнечный день в сентябре сорок первого. Мы, пацаны лет 11-12, играли на деревенской улице. Вдруг кто-то заметил, как со стороны Красного Холма в нашу сторону, к деревне Мишинка, на приличной скорости двигались танки. Их было пять. Как же мы обрадовались, когда увидели, что танки сверху покрыты красными полотнищами. Наши! Но чувство радости сменилось огорчением: ребята рассмотрели на красном полотне большие белые круги, в середине которых чётко выделялась фашистская паучья свастика. Танки подкатили полукругом к деревенской избе, где располагалось правление колхоза имени Будённого. Над входом в правление – большая вывеска. На ней изображён С.М. Будённый, который за уздечки держал левой и правой руками двух лошадей. А под портретом крупными буквами написано «Колхоз имени С.М. Будённого». Вылезшие из танков молодые, в чёрных бушлатах и белых сорочках немцы о чём-то заговорили на своём языке. Потом один из них на ломаном русском языке подозвал к себе одного из мужчин. Это был дядя Селивёрст, уже пожилой человек, живший здесь же, в этой избе, во второй половине. Немец приказал взять топор, сбить вывеску и разрубить на части.
Мы стояли гурьбой как заворожённые. Вдруг из толпы выходит Григорий Шляков и несёт крынку молока и в корзинке яйца. Мы удивились такому гостеприимству! (потом при немцах он стал старостой). Немцы отказались от угощения, по-видимому, побоялись отравления. Тогда Шляков выпил два сырых яйца и стакан молока. Переглянувшись, несколько фашистов выпили по стакану молока. Потом непрошеные гости залезли в танки и рванули по огородам. Только тын трещал!
«Ах, вы ж, антихристы!» - вполголоса проговорила бабка Маланья. Через несколько минут танки скрылись в направлении Селиванова. Так мы впервые увидели фашистов.
Октябрь 1941 года
Фашисты рвались к Москве. И вот в начале октября (где-то 5, 6, 7) вся наша деревушка Мишинка была окружена плотным кольцом машин, танков, танкеток. После сильных боёв в деревню пришли новые хозяева.
Мы сидели в блиндаже. Вдруг какой-то хлопок. Отец неожиданно как-то поёжился и запустил руку под мышку. Оказалось, один из фашистов выстрелил из винтовки во вход в блиндаж. Близко от выхода сидел отец. Пуля прошла между рукой и боком тела и, к счастью, только обожгла, но даже не ранила отца.
Через некоторое время я вылез из блиндажа. Половина домов из 30 сгорела. Везде какая-то суматоха, костры. Немцы тащили гусей, кур, под липами закололи поросёнка.
Трудно было с питанием осенью 1941 года. Дом сгорел, и всё погорело. Бывали дни, когда мать звала: «Володя, бери топор и ведро, беги в лощину!» Я сразу понимал, зачем нужно было брать ведро и топор. Метрах в 300-400 от деревни, в лощине, лежали убитые во время боя лошади. Подбежишь к лошади, нарубишь от задней части куски мяса, положишь в ведро и к дому. Мясо промывали, мелко разрубали топором, мать добавляла тёртой картошки и жарила конские котлеты. Вкусные! Мы с удовольствием ели. Некоторые, правда, брезговали. Но нас это спасало от голода.
Иногда ходили в лес. Немцы порой разрешали это делать. Там мы находили в оставленных грузовиках (брошенной техники было много) концентраты пшённой каши, горохового супа, куски мыла. Вспоминаю, как однажды подошли к наклоненному грузовику и увидели целую кучу копчёных лещей. Нас было несколько человек, и мы набрали столько, сколько смогли унести. В другой раз обнаружили деревянную бочку, нераскрытую, тяжёлую. Нашли большую железку и разбили крышку. Из бочки пахнуло таким ароматом! Там была маринованная сельдь, в те годы настоящий деликатес! Как мы обрадовались! Нас было пятеро. Разделили на всех, каждому досталось по полтора ведра.
Если бы не эти продукты, не представляю, как бы мы выжили тогда.
***
Осенью 1941 года, когда оказались в окружении войска Западного фронта, много погибло наших воинов недалеко от деревни Мишинка. А сколько пленных было! Их немцы сгоняли на поле в сторону Старого Трошина, потом группами под конвоем отправляли в сторону деревни Селиваново, дальше на Волоста Пятницу. Там, по рассказам, сажали в теплушки-вагоны и отправляли в концлагеря.
Вокруг Мишинки было брошено много всякой техники и оружия. Весь лес между Мишинкой, Панфиловом, Покровом и Пусто-Трошином был буквально забит техникой. Стояли машины: легковые «Эмки», полуторки, трёхтонки. Разбитые, перевёрнутые, встречались и совершенно целые. Можно было садиться в машину и ехать. Везде: в лесу и по полям – стояли пушки разного калибра, гаубицы, зенитки, пулемёты «Максим» и Дегтягёва (ручные). Много патронов винтовочных, для автоматов, револьверных. Гранаты противотанковые (весом 0,5 кг), РГД, лимонки, польские (мы их называли гусиными яйцами, они не осколочные). Винтовки, карабины, полуавтоматы СВТ (в обойму влезало 10 винтовочных патронов). В ящиках попадалась взрывчатка (тол), куски по 400 и 200 граммов, запалы алюминиевые и бикфордов шнур.
На Зимнике (так назывался лес в сторону Панфилова) на опушке стояли две огромные пушки, не знаю, какого калибра. В длинный ствол этой пушки можно было залезть ребёнку. Снаряды к ним были очень большие, весом около 500 кг.
Интересный случай произошёл на поле, недалеко от «Кадушки» (так местные жители называли небольшое Михалёвское болото, расположенное между Старым Трошином и Красным Холмом, где речка Светёлка впадает в Волосту). Михалёвское поле в 41 году было засеяно рожью. Часть ржи из-за прихода фашистов не была убрана. В этой ржи была брошена при отступлении противотанковая пушка (45 мм). Пушка в полной боевой готовности, даже затвор не был снят. Рядом ящики со снарядами. А направлена пушка была в сторону Кайдакова.
Двое подростков лет 13-14 из Ст. Трошина (к сожалению, не помню их фамилий и имён) обнаружили эту пушку. Они открыли затвор, засунули снаряд, но стрелять побоялись, находясь рядом с пушкой. Недалеко нашли катушку кабеля, прикрепили кабель к чеке затвора, отошли метров на 200 и дёрнули. Пушка бабахнула! Снаряд разорвался недалеко от Кайдакова, второй полетел тоже в ту сторону. Всполошились немцы, с криком «Партизаны!» забегали по деревне.
По рассказам жителей Кайдакова, немцы отправили на лошадях отряд из 10 всадников для выяснения дела. Фрицы подъехали со стороны Мишинки, и каково же было их удивление, когда они увидели недалеко от пушки двух мальчишек. Как говорил потом один из ребят, один из немцев, возглавлявших группу, раскачивался в седле, покатываясь со смеху. Подростков забрали, привели в деревню и заперли в сарае. Они там просидели двое суток, ожидая своей участи. Но всё, к счастью, обошлось! Мальчиков отпустили, а пушку куда-то утащили немцы.
А в Ломах (так называлось место перед рекой Каменкой) очень хорошо была видна линия обороны, длиной метров 100-150. В небольших окопчиках виднелись брошенные винтовки, карабины, пулемёт «Максим» с заложенной лентой. На другом конце линии обороны – ручной пулемёт с круглым диском. А в полукилометре от этого места, недалеко от Мишинки, стояли три противотанковых пушки (45 мм), направленные стволами в сторону Кайдакова. Потом я слышал от взрослых, что наши войска, попавшие в окружение, шли на прорыв через Барское (так назывался лес) на Пусто-Трошино и дальше на Лосьмино. А в Пусто-Трошине в двух домах на чердаках немцы поставили пулемёты, и когда наши солдаты выходили из леса на поле перед рекой Волостой, фашисты косили их из пулемётов. По рассказам очевидцев, один танк увяз в Михалёвском болоте («Кадушке») и находится там до сих пор.
1942 год
В феврале 1942 года немцы расстреляли брата Никанора.
В восьмилетнем возрасте он в мае месяце искупался в реке и очень сильно простудился. В результате одну ногу свело, и он наступал только на пальцы, а на стопу не мог. Так и остался инвалидом на всю жизнь. Естественно, был освобождён от воинской обязанности.
До войны работал председателем колхоза. Во время оккупации жил в деревне, иногда уходил куда-то. Староста Шляков Григорий выдал его немцам как председателя колхоза и коммуниста. Арестовывали его на моих глазах, мать и сестра плакали, упрашивая не трогать его. Но тщетно! Под конвоем его увезли, и в полутора километрах от Мишинки, за Чёрной Грязью, фашисты расстреляли его из пистолета.
Сразу даже не разрешили похоронить, и только спустя 3 дня на больших санках сестра Надя и тётя Лена Жукова привезли его тело в деревню. Отец спешно сколотил гроб, и прямо в той одежде, что был, и в шапке его похоронили в Мишинке.
***
Когда фашисты оккупировали нашу территорию, была создана Волостная полиция, и бывший завхоз школы, в которой я учился (располагалась она недалеко от Выползова), по прозвищу Рикосуй стал начальником полиции. Ездил он постоянно на велосипеде в белом кителе, по бокам по пистолету, иногда и автомат с собой прихватывал. Видно, боялся партизан.
Однажды зимой он приехал к нам и потребовал отдать лыжи под предлогом, что я езжу к партизанам. А лыжи эти я берёг, потому что ещё перед войной подарил их мне учитель физики Назарий Петрович. Лыжи Рикосуй всё же отобрал, но как я плакал! Мне так их было жалко, тем более, что подарил их любимый учитель.
В один из приездов этот полицай стащил прямо с ног моего отца валенки.
***
Осенью 1942 года в Мишинку прибыл отряд немцев, около 15 человек, они расселились по уцелевшим домам. С ними был один русский пленный, который понимал по-немецки. Фашисты каждый день уезжали в лес и к вечеру оттуда тащили тягачом брошенные ещё в 1941 году грузовые и легковые машины, пушки, зенитки, гаубицы и т.д. Затем их ремонтировали и отправляли в Вязьму.
Однажды немцы возвратились из леса какие-то взбудораженные. Остальные забегали по деревне со словами «партизаны», «партизаны»! Оказалось, что фашисты наткнулись в лесу, ближе к Покрову, на блиндаж, в котором жили наши солдаты, оставшиеся после окружения. Их было четверо. Из рассказа пленного мы узнали, что в блиндаже немцы обнаружили круглый хлеб, испечённый в деревенской печке, немного картошки. Наши солдаты помогли фашистам погрузить на машину какие-то детали от машин, миномёты. Всё обошлось мирным путём.
Немцы всё-таки решили взять этих солдат в плен и на следующий день отправились за ними в лес. С ними поехал и наш русский пленный. Однако немцев не было к обеду, и к вечеру они не вернулись.
В деревне переполох! Фашисты вызвали из Вязьмы карательный отряд. Каратели приехали на двух машинах-вездеходах. На каждой машине было примерно по 30-40 человек.
Что только творилось в деревне! Немцы стреляли в собак, кошек, во всё живое! Жители притихли, боялись показаться на деревенской улице и ждали расправы. Во второй половине дня каратели вернулись из леса и привезли тела четырёх фашистов, расстрелянных нашими солдатами, которые жили в блиндаже. Никого каратели в лесу не обнаружили, русские как в воду канули, с ними исчез и пленный. В этот раз (слава Богу!) никто из мирных жителей не пострадал.
1943 год
Перед отступлением фашисты стали жечь последние уцелевшие дома в деревнях. Выйдешь на улицу вечером и видишь, как полыхают кругом пожары.
В конце февраля в деревне было неспокойно: в волнении находились немцы и полицейские, слышались крики. Прибежала соседка и сказала, чтобы я спрятался, иначе со всеми угонят, а куда, неизвестно. В соседнем саду Евсеевых был сделан блиндаж, и меня привели туда. Там сидела 90-летняя бабка Маланья и девочка лет пяти. Я забрался в угол, на меня набросили разной рваной одежды, а сверху посадили эту девочку. Через некоторое время в блиндаж ввалились немец и полицейский. Поглядели на старуху и маленькую девочку, фашист о чём-то полопотал на своём языке, и они ушли, не тронув никого (меня просто не заметили под тряпками). Это был второй случай, когда я благодаря доброте людей не попал в беду. В первый раз меня спас русский пленный осенью 1942 года, предупредив, чтобы я спрятался. На меня обратили внимание трое немцев, приехавшие в нашу деревню на легковой машине. Мой спаситель потом рассказал, что фашистам понравилось моё лицо и большой лоб, они отбирали подростков для диверсионной школы.
А всех остальных жителей Мишинки под конвоем погнали в сторону Пусто-Трошина по снежной целине, в том числе и мою сестру Надю с детьми (грудным Толиком и дочкой Ириной 4-х лет). К вечеру все, кого угоняли, вернулись в деревню. Сестра рассказала, что, когда вышли на поле, вдруг на бреющем полёте над ними пронеслись наши штурмовики Ла-5. Люди попадали в снег, конвоиры стали разбегаться, а самолёты развернулись и дали несколько очередей, ранив кое-кого из фашистов. Так наши лётчики спасли мирных жителей от верной гибели. Их немцы хотели сжечь в здании начальной школы в деревне Селиваново.
***
В первых числах марта я ушёл в лес. Там были сделаны из еловых веток два шалаша, где прятались от немцев несколько пожилых мужчин. А через несколько дней меня послали узнать, что делается в деревне. Когда я вышел на опушку леса, увидел людей в длинных серых шинелях и белых полушубках. Мне показалось, что они что-то ищут. На самом деле они ходили по снегу с миноискателями. Оказалось, что это были НАШИ! И было это 12 марта 1943 года. Сердце забилось от радости. И всё-таки какая-то неуверенность… А вдруг немцы? Нет, это наши, долгожданные, в полушубках, валенках!