Ратный и жизненный путь нашего героя Сладкова Степана Владимировича по-своему уникален. И в то же время – это лишь одна из судеб простого советского солдата, каких были миллионы и миллионы. 

Степан Владимирович родился в оренбургской казацкой семье в селе Студеном Мустаевского района Чкаловской области 4 ноября 1915 году. До войны успел окончить педагогическое училище, три года отслужил в армии и после демобилизации женился. Но вскоре был снова призван. В 1939 году начинается военная эпопея Сладкова Степана Владимировича. Он сражается с японцами в войне на Халхин-Голе, потом участвует в финской кампании и попадает на поля сражений Второй мировой. 

После разгрома Квантунской армии старшина Сладков вернулся на родину – в село Студёное Илекского района, где прожил всю жизнь. В мирные годы о своём ратном пути, работая парторгом в родном колхозе, Степан Владимирович написал воспоминания. Сладков Степан Владимирович умер 11 марта 1996 года, но память о нем мы храним! 

Парашютист Сладков 

Шёл 1940-й год. Я был направлен на учёбу в Иркутское Высшее инженерное офицерское Полтавское училище. Доучиться до конца мне не удалось, так как училище в полном составе было переброшено под Москву. Здесь формировались воздушно-десантные бригады. Я был зачислен в 12-ю бригаду. Нас обучали прыжкам на парашютах. Я выполнил 40 прыжков и был назначен инструктором парашютного дела. 

Бригада сначала располагалась недалеко от Москвы в городе Звенигороде, а затем нас перебросили на окраину столицы –в Раменское. 

В начале 1942 года наша 12-я десантная бригада была направлена в стрелковые полки, дивизии и армии. Я служил на 3-м Белорусском фронте в составе 56-го стрелкового полка 19-й дивизии 39-й армии. Служил на Карельском фронте, Втором Прибалтийском и Забайкальском фронтах. 

В 1942 году за боевые успехи в районе реки Волхов дивизия заслужила право называться гвардейской. 

Карельский фронт 

С боями дивизия прошла между Ладожским и Онежским озёрами и вышла в укреплённый район на реке Свирь. Отступая, противник минировал дороги. В то время я был сапёром-минёром. Противник так много минировал, что невозможно было двигаться пехоте, танкам, орудийным батареям. Будучи командиром сапёрного отделения, я получил приказ выдвинуться вперёд и разминировать дороги. Ни о чём не подозревая, выполняли приказ, как вдруг по нам был открыт такой огонь из автоматов и пулемётов, что едва успели укрыться за кустами и деревьями. Мы попали в засаду немцев и финнов. Завязалась перестрелка. В этом неравном бою я был контужен в голову крупнокалиберной пулей, которая попала в каску, вогнула её, не пробив. 

Подоспевшие товарищи выручили, засада врага была частью уничтожена, другие разбежались. 

Продвигаясь дальше, подошли почти вплотную к линии Маннергейма, представлявшей собой естественную скалистую гряду, в которой были замурованы орудия, миномёты и пулемёты. Был намечен план штурма укреплений. Но тут с обеих сторон вдруг поступил приказ прекратить стрельбу из всех видов оружия. Наступила полнейшая тишина. Потом поступил новый приказ – отвести войска от линии укреплений. Нам объявили, что Финляндия вышла из войны. 

Восточная Пруссия 

19-я гвардейская стрелковая, Руднинская ордена Ленина краснознамённая и ордена Суворова II степени дивизия, в которой я служил, одной из первых в октябре 1944 года вступила в Германию. Наши знамёна овеяны славой побед под Духовщиной, Витебском, Таураге, Пилькалленом (Добровольск Калининградской области), Тильзитом, Кёнигсбергом. В этих победах есть доля моего ратного труда, за что я неоднократно удостаивался благодарности Верховного главнокомандующего Сталина, командующего войсками 39-й армии Героя Советского Союза гвардии генерал-полковника Людникова, члена Военного совета армии генерал-лейтенанта Бойко, начальника политотдела 39-й армии генерал-майора Петрова и начальника штаба 39-й армии генерал-майора Семёновского. 

При переходе государственной границы в районе города Пилькаллен враг особенно ожесточённо сопротивлялся. В это время я командовал отделением связи. При ожесточённых обстрелах батарей из орудий и миномётов связь очень часто рвалась, и её немедленно надо было восстанавливать. Солдаты-связисты нередко погибали. 

В одном из таких сильных обстрелов на порыв связи я пошёл сам. Взяв провод, идущий от аппарата, по-пластунски, не поднимаясь, полез искать другой конец провода, который далеко отбросило взрывом. Только соединил провода, как буквально в нескольких метрах от меня разорвался тяжёлый снаряд. Взрывной волной я был отброшен, оглушён, пошла кровь. Солдаты подобрали меня на поле и принесли в блиндаж. 

Контузия отходила медленно, и только на третий день я почувствовал себя лучше. 

Неподалёку от Кёнигсберга (в то время я командовал стрелковым отделением и был заместителем командира взвода) перед нами встала помещичья усадьба. Там закрепился враг, и нам никак не удавалось выбить его. Поступил приказ штурмом овладеть поместьем. 

После обстрела артиллерией и миномётами мы пошли на штурм. Я со своим отделением бросился в ворота, но тут с правого фланга немцы открыли ураганный огонь. И я упал, чуть не замертво. Меня подхватили бойцы и отнесли в санроту. В каком-то полузабытьи всё же услышал слова врача: «У него разбито всё плечо, выбита рука из сустава и сломана ключица». Меня направили в санбат, там пролежал почти месяц, подлечили, а потом я сбежал – боялся отстать от своей части. 

Наши войска подошли к самому Кёнигсбергу. У немцев оставалась одна железная дорога, связывающая город с портом Пилау, по которой они получали подкрепление, оружие и продовольствие, поэтому они ожесточённо дрались за неё. 

Нашей дивизии было приказано во что бы то ни стало перерезать эту дорогу. Развернулись ожесточённые бои, немцы не считались ни с какими потерями. Часть их войск начали отступление в порт Пилау, а Кёнигсберг был окружён. Ультиматума фашисты не приняли, дрались отчаянно. Наша артиллерия, гвардейские миномёты, особенно авиация, имевшая полное превосходство в воздухе, бомбила и разрушала баррикады, которыми немцы перегородили почти все улицы. Город Кёнигсберг был взят: в этом «колечке» 92 тысячи солдат и офицеров сложили оружие и сдались в плен. 

… Согласен на медаль 

Но этому предшествовало одно событие, которое прошло незамеченным для фронта, но сильно задело меня. В ближайшей деревне шёл бой, половина её была занята нашими, вторая немцами. 

Там появился большой военный начальник и требовал немедленно дать связь. Командир роты встретил меня словами: 

– Посылать молодых – на верную гибель, а ты – старый солдат, побывавший во многих боях, я тебе не приказываю, а прошу выполнить эту задачу. 

Солдаты подвели пару коней, запряжённых в бричку, нагруженную телефонными катушками и аппаратами, закрытыми брезентом. 

Дали мне хороший кнут, и я выехал. Как только начал подъезжать к перевалу, немцы открыли шквальный огонь из орудий и миномётов и откуда-то бил крупнокалиберный пулемёт. 

Кони как вихрь несли меня, только ветер свистел в ушах. Немецкие батареи брали меня в вилку, – об этом я догадывался и ждал, что сейчас будет прямое попадание. 

Но нет, не судьба была мне здесь погибнуть. На быстром скаку я заехал в деревню и поставил коней за каменное строение. Зашёл в помещение – там были наши солдаты и какой-то майор. Он подошёл ко мне, похлопал по плечу и сказал: 

– Ну, сержант, ты смельчак, мы всё время наблюдали за тобой. Как только остался живой со своими конями! 

Солдаты быстро разгрузили мою повозку. Я подошёл к лошадям, и тут тяжёлый немецкий фугасный снаряд разорвался буквально в пяти метрах. Взрывной волной меня отбросило, и я сильно ударился о повозку, на мне порвало одежду. Кровь пошла из носа, изо рта и ушей. Я лишился слуха и речи. Была убита одна лошадь. Солдаты занесли меня в помещение, там я пролежал около часа, начала восстанавливаться память. На оставшейся лошади я был отправлен в свою часть. Меня представили к награде – ордену Красной Звезды, но получил медаль «За боевые заслуги». 

День Победы я встретил в немецком Истенбурге, где стояла наша дивизия. 

Война с пустыней 

Но для меня война была ещё не окончена. Нас погрузили в вагоны в полном боевом снаряжении. Тронулись из Истенбурга в путь. Советские люди всюду героев-победителей встречали торжественно, с радостью: бежали за вагонами, бросали цветы, плакали. 

Воинский эшелон двигался днём и ночью без остановок. Мы были рады, что война закончена. Проехали Ярославль, приближались к Москве. И вдруг по окружной дороге поехали дальше. Тут мы поняли, что направляемся совсем не домой. Командование полка сообщило, что будем воевать с Японией. Проехали Свердловск, Новосибирск, Красноярск, Иркутск, Улан-Удэ, Читу и дальше на пограничный хутор Соловьёвск. Прибыли в монгольский город Чайболсан. Остановились на отдых на реке Голубой Керулен. 

Отдыхать было некогда, по тревоге в полном боевом снаряжении двинулись к границе Манчжурии. 

Это был поистине героический переход. Безводная песчаная пустыня Гоби, жара достигала 50 градусов, тепловые и солнечные удары выводили солдат из строя. У автомашин, танков, самоходных орудий, тракторов, тягачей, тащивших дальнобойные орудия, перегревались моторы, закипала вода. Но армия шла вперёд. 

Приказом Верховного главнокомандующего Советского Союза Сталина от 23 августа 1945 года № 372 за прорыв Манчжурско-Чжалайнурского и Холун-Аршанского укреплённых районов японцев, преодоление безводных степей Монголии всему личному составу нашей части, в том числе и мне, была объявлена благодарность. Мы продвигались вглубь Манчжурии. Японцы, почти не принимая боя, сдавались в плен или разбегались. 

Продвигаясь дальше, встречая слабое сопротивление японских частей, мы вышли на окраину большого города Мукден. Гарнизон города оказывал сопротивление не более 4 – 5 часови капитулировал. Было взято в плен большое количество японских солдат и офицеров. 39-я армия, наша дивизия и полк продвигались дальше в направлении городов Чиньчжоу и Порт-Артур. 

Наш герой! Помним, гордимся, чтим! Спасибо за Победу!