В это время, 22 июня 1941 года, я был около города Киева в Белоцерковском районе в лесу, куда нас перебросили незадолго до начала войны, якобы на летние учения.
22 июня 1941 года – митинг, сборы, сообщили, что Германия без объявления войны напала на СССР. Получаем новое обмундирование, снаряжение, боеприпасы. Вскоре, побатальонно были подброшены до ближайшей станции. Через Москву до Смоленска мы добирались поездом. При приближении к городу Смоленску не раз подвергались бомбёжкам с воздуха по эшелону. Первый свист бомбы был страшен, как будто она летит на тебя прямо, а потом быстро привыкли, и всё было так, как и должно быть в боевой обстановке.

Первое крещение в бою. В ночное время, не доезжая до Смоленска (какая станция или остановка не помню), мы были разгружены с поезда, командиров батальонов, рот, взводов вызвал командир полка немец Шлейхер. Помню, что он ознакомил нас с обстановкой и мы снова ускоренным шагом пошли по заданному маршруту. Шли всю ночь по лесу. Где то в лесу небольшая остановка. Снова командиров созвал генерал армии Городовиков, рассказал нам обстановку, о том, что немец высадил десант и занял окраину города Смоленска. Наша задача – уничтожить этот десант. Когда мы пришли в роту и взвод, нам разрешили часок передохнуть и перекусить сухой паёк. Кухня была разбомблена, горячей пищи не было. Мой взвод, и второй тоже, послали в боевое охранение вперёд. Я, конечно, первый раз шёл в бой, а командир батальона Круглов и политрук Попов перед боем обнялись, поцеловались. Я это запомнил, видимо, не на шутку идём, но все были готовы, задача поставлена, направление дано. Наши два взвода пошли вперёд в ночное время, шли не так долго, как сразу из траншей по нас был открыт огонь. Мы сразу залегли, а один боец Кирюшкин из Сталинградской области сразу не приземлился, у него, что- то затвор заел, не стало стрелять ружьё со штыком. Он был убит в этом бою. В первый раз бойцы были в панике, кричат: «Товарищ командир Кирюшкина убили!». Через связного сообщили командиру, что наткнулись на оборону. Приказ – вперёд! Трудно было поднять бойцов, и пока сам не поднялся и не крикнул «За Мной, вперёд!», стали бросать гранаты в окопы и выбили немцев – они не выдержали нашего рывка. Заняв их окопы в ночное время, присмотрелись, видели, как немцы по над землёй отступали перебежками. В это время я прицелился из винтовки и сразил сидящего немца в 30-40 метрах. Снова вперёд пошли. В этом крещении я потерял двоих бойцов – Кирюшкина и Лаврука из Северной Буковины, которого нам дали ещё в Сталинграде. Помниться, Лаврук, это сохранись в памяти, был очень маленький, приклад винтовки, когда надевал на плечо, волочился по земле. Он просил меня дать ему винтовку поменьше. Правда, когда надо было идти в бой я с ним поменялся, ему дал карабин, а себе взял винтовку со штыком - получше идти в атаку. Всё конечно не описать - эта история страшных дней.
18 дней боёв за город Смоленск. Когда мы достигли одной из асфальтовых дорог города, то встретили сильное сопротивление немцев. В ночное время с одной стороны немцы, а с другой стороны мы, забрасывали друг друга гранатами. Когда мы переползли дорогу по-пластунски, то неподалеку от дороги был овраг. В нём стояли огневые точки, пулемёты, около них разговаривали, слова русские. И когда мы сказали, что свои, русские, то эти пулемёты были направлены в нашу сторону. Видимо, были изменники Родины. Тогда мы их тоже выгнали. Всего не описать за это время. И так, пришлось покинуть город, и планомерно отходить по направлению к Москве, сдерживая врага своим боевым оружием. Трудно нам было покидать свою территорию, но надежды не теряли, наносили врагу смертельные удары, выводили из стоя технику и живую силу. При потере города Смоленска приходилось ни один раз переформироваться. В это время меня забрали командиром взвода при штабе 16 армии. Командиром армии был генерал Рокоссовский. Приходилось много раз его видеть – спокойного, высокого командира армии. Отступая, мы дошли до Волоколамска, затем приостановили немцев на подступах к Москве и не дали ему больше продвигаться. Через некоторое время, нашу 16 армию перебросили на юг, к городу Сухиничи.

Это были уже 1942-1943 годы, когда мы перешли в наступление. Долго пришлось стоять в городе, немец не давал продвинуться, обстреливал город. Помню, что от обстрела города в ночное время из пушек, был ранен командир армии Рокоссовский. Его на самолёте отправили в Москву. В это время я командовал взводом в звании лейтенанта при роте охраны штаба армии, затем с присвоением звания старшего лейтенанта. Затем меня направили в 324 стрелковую дивизию, где мне дали роту. Обучали в действующей дивизии на передовой младших командиров стрелковых, пулемётных и миномётных подразделений. В это время мы наступали, освобождали русские земли, сёла и города.

Сильно ряды редели. Немец приостановил временно нас или так было надо, что мы приостановили наступление. Находились в обороне несколько дней, может недель. Мне пришлось занимать оборону со своим младшим командиром – сопку 169. Нас было немного – 13-15 человек. У нас были ручные и станковые пулемёты. Это был март 1944. Командиром дивизии был Казак Иван Корнилович, фамилия начальника штаба – Новокщёнов. Когда мы занимали оборону этой сопки, то немец занимал оборону на опушке леса, всего от нас в 200-250 метрах. Установил рупор, передавал всякую нелепость, крутил на патефоне русские пластинки, а сам в это время устанавливал огневые пушки для прямой наводки, делал вылазки через день, но каждый день мы всё время отбивались с боем своим пулемётным огнём. Однажды в ночное время, часов в 12 или в час ночи немец открыл артиллерийскую подготовку по занимаемой нами сопке 169, где мы занимали оборону. Я, как командир, и со мной связные, ординарцы, командир взвода миномётчиков Бронских Георгий, в это время находились в блиндаже, то есть на командном пункте. Примерно около часа рвались снаряды. Наши огневые точки почти все вывели из строя. Из 15 человек нас осталось семеро в живых: я, Бронских, санитар Петров, пулемётчик Буняев, сержант Серёгин, ординарец Нечаев и, второй Нечаев. Это были братья близнецы из Чкаловской (ныне Оренбургской) области. Все ребята были хорошие. Двое суток шёл бой на сопке. Немцы окружили нас. Шёл ожесточённый бой. Мы наносили массивный огонь, особенно, как только немцы прекратили артиллерийский огонь и сразу пошли в рост отделениями окружать сопку 169. В это время, я как командир, дал команду занять боевой порядок в траншеях. Нами был открыт огонь. Немцы не ожидали, что после такого артиллерийского налёта, кто-то остался жив. В это время, ночью, мы их заставили залечь, очень многих побили. Утром, когда развиднелось, мы смотрим, в 70-80 метрах от нас лежат убитые немцы. Мы насчитали убитыми до 50-ти немцев. Днём снова перестрелка, бой. В этом бою был убит Бронских пулей в голову, проскочила в правый глаз. Я написал листовку, обращение к бойцам, что за смерть Бронского ни шагу назад, биться до последнего патрона. Бойцы всё это понимали. Могут спросить: А о чём в это время мы думали? Дума одна, трусости не было, паники тоже. Бойцы верили в меня, как боевого командира, который не раз сражался и побеждал, верили в своё оружие, силу воли и храбрость, помня, что мы защищаем свою землю, очищаем её от фашистских захватчиков. Всё это нам помогло, и мы вышли победителями. После двух дней боёв у нас кончились патроны. Оставив по две гранаты и по обойме патронов в автоматах, пришлось с боем вырываться через линию фронта. В ночное время, когда немцы стали окружать наш блиндаж и кричать по - немецки, в это время мы забросали их последними гранатами, заставили их залечь и в это время броском, со скоротечными автоматными очередями в ночное время перебрались на опушку леса, где метрах в 30-35-ти наши бойцы из роты связи занимали оборону. Они нас встретили, мы - их, они нас обняли с радости. Нас доставили в штаб дивизии и полка. Командир полка Ежов Александр Иванович меня первого расспросил, как и что. Затем вызвал командир дивизии Казак И.К., тоже расспросил, как и что. Я рассказал ему, как и написано в данной тетради. Он пожал мне руку, поблагодарил за мужество. После чего мы вскоре были награждены. Бойцы получили ордена солдатской славы, а мне была вручена Красная Звезда. На этом краткая история этого сражения на сопке 169 завершилась временной передышкой в обороне.

Снова наше подразделение 324 стрелковой дивизии начало наступление. Снова погнали немцев из нашей советской земли. Мне вскоре после сражения на 169 сопке присвоили звание капитана и дали мне стрелковый батальон для командования в этой дивизии – 1093 с/полку 2-й батальон. В него входили стрелковая рота, пулемётная рота, миномётный взвод, противотанковые пушки, взвод связи с телефонами и рацией. Да помнится, стояли где-то в лесу. При моём появлении в батальоне пошёл шорох, что назначен новый командир. Бойцы и командиры сразу интересуются, был ли в сражении. Сразу построение, знакомство, первое моё выступление в батальоне. Начальником штаба в батальоне был Головко, политруком Бондаренко из Москвы. Какие были люди хорошие, особенно Бондаренко. Он меня в жарких боях держал за руку, не выпускал их блиндажа, берёг меня, говорил, что без Вас нам быть нельзя, берегитесь шальной пули, лоб не подставляйте. И так снова вперёд в наступление.

Идём дальше, временная передышка в обороне кончилась, шли мы через Польшу. Снова небольшая остановка в городе Гонёдзе, крепость Осовец. Из моего батальона на пойме реки было выставлено боевое охранение, взвод один. В ночное время были вырыты небольшие окопы, лишь только туловища лежат., а дальше была вода. Боевое охранение было от нашей передовой в 1,5 километрах, на нашей обороне небольшая речушка. Я, как командир батальона, пошёл со связным в ночное время проверить, как настроение у бойцов и прочность нашей обороны в боевом охранении. Немцы всё время делали вылазку для окружения этого охранения и уничтожения. Было это дело глубокой осенью. Немцы напали на наше охранение. Наши бойцы сражались смело. В результате этих боёв было убито 18 немцев, а одного раненого офицера, наши взяли в плен. Когда его доставили в штаб полка, он по пути умер. По рассказу, сам отравился каким-то порошком, ничего не сказал о расположении своих войск – преданный фашист. В этом городе мы были очень мало 12-15 дней.
Неподалеку от города была крепость Осовец. Да, действительно крепость – всё под землёй, вокруг обводнена, когда надо - воду напускают, когда надо – спускают. Снаряды, бомбы не разрушат её. Всё равно наши подразделения выбили противника их этой крепости. Часть солдат и офицеров взяли живыми. Идём дальше, близка граница немецкого логовища. Мы наступали по восточной Пруссии на город Кёнигсберг.

Хорошо помню переход немецкой границы. Нам внушали, что за всё отомстим немцам – за наши сёла, города и мирное население, которое подвергалось нечеловеческим пыткам. Поэтому, когда мы вступили на немецкую землю, делали салюты, кричали - ура, бойцы, да и иные командиры тоже в первый день начали расправляться с немцами, так как они с нами. Стали жечь сараи, дома, убивать всё, что попадало на пути. Но сразу был приказ командования, прекратить жечь, убивать животных и мирное население. Мы сразу прекратили и вели себя очень хорошо, не жгли и ничего не трогали у мирного населения.
Вспоминается сильное сражение моего батальона за один господский двор, который был на пути наступления. В нём немцы сосредоточили танки и живую силу. В это время, наши ряды сильно потрепали. Мы их выбили из этого господского двора, где было много построек, кирпичные домики с двумя этажами и подвалами. В этих боях погибли наш заместитель командира полка Бирюков, пожилой по сравнению с нами. Немцы отошли от здания, и стали разрушать здание прямой наводкой. В это время подошла наша противотанковая артиллерия и погнала дальше их танки. Три танка сразу были подбиты, остальные наутёк. За это сражение при наступлении по восточной Пруссии меня наградили орденом Красного Знамени. Помню, командир полка Ежов Александр Иванович и начальник штаба Пустовалов, поздравили меня по телефону, пожелали успеха в бою. И так наступление продолжилось, идём дальше. Это был конец 1944 года.

Начало 1945 года, мы подходим ближе к городу Кёнигсбергу, наша 324 дивизия действовала с южной стороны по отношению к городу. Конечно, он был от нас далеко, но мы натолкнулись на крепости – форт № 2 и форт №1а. Эти крепости под землёй приходилось брать с трудом, в обход. В одном из них осталось очень много немцев, человек 150 и 12 офицеров, генералов. Долго они не открывали двери, чтобы сдаться. Им говорили через двери, что Вам бесполезно драться, наши войска пошли дальше на Берлин. На 2-ой или на 3-ий день всё же они сдались. Открыли ворота крепости и сдались. Это время уже было к концу войны. После взятия этих крепостей, мы не пошли дальше, была остановка боевых действий. Постояли несколько дней в небольших разбросанных немецких домиках и вскоре конец войне.

Когда в ночное время, примерно часов в 11-12, к нам в домик, в котором располагался в одной половине командир полка, в другой я и политрук полка, или, как его называли заместителем по политчасти полка, фамилия его Гец - белорус, пришёл командир полка Ежов, стал обниматься, плакать – конец войне! В это время я был заместителем командира стрелкового полка 1093 324 стрелковой дивизии. После ожесточённых боёв за господский двор заместитель комполка товарищ Бирюков был убит, а мне приказом по армии назначили на эту должность, где я и служил до конца службы в армии.

После войны, наша часть прибыла в Харьков, откуда я демобилизовался 19 ноября 1945 года и возвратился на родину в совхоз «Крепь». Было много радости встречи, живым с детьми, женой. Радости не было конца!