Воробьев Василий Георгиевич
Воробьев
Василий
Георгиевич
гвардии капитан / летчик-бомбардировщик
1915 - 2009

История солдата

История со слов Василия Гергиевича: 

 

- Я родился под Москвой в деревне Луцкое, через реку напротив Жуковки, что по Рублевскому шоссе, в 1915 году. Три класса окончил в своей деревне. У нас была хорошая школа и учительница. Потом уже ходил в Барвиху - там семилетка.

После школы в 1930 году начал работать слесарем на заводе «Лабормедист», находившемся в районе зоопарка примерно на месте высотного дома. У меня там работали два брата, которые помогли мне туда устроиться. В конце 1933-его перешел в ГИРД и работал у Королева Сергея Павловича. Имел честь участвовать в запусках первых двух ракет в феврале 1934 года. Потом перешел в НИИТП, который сейчас называется институт им. Келдыша. Там проработал до 1936 года.

 

В институте, конечно, работали добросовестно. Получали мало, жили мягко говоря не роскошно, но все-таки жили. Помню с моим приятелем Васей Антониным, который был старше меня на 3 года, пойдем, купим булочку и бутылку молока. Вот и весь обед. Мы с ним делали детали для гироскопа, который стабилизировал ракету. Он, конечно, был специалист, а я так - на подхвате. Вася был спортсменом, гребцом. В 1935 году он мне предложил пойти в планерную школу. Она располагалась на площади Маяковского, и руководил ей Сергей Семенович Субботин. По вечерам занимались теорией, а по выходным подлетывали. В районе Мневников был понтонный мост через Москву-реку, на другой стороне крутой склон и деревня. Вот на этом склоне при помощи резиновых амортизаторов запускали планера. После окончания школы Субботин мне предложил пойти учиться на пилота самолета. Я согласился. В 1936 году окончил школу с оценкой «отлично», а потом за год прошел программу инструкторов и стал инструктором. Летали с аэродрома Теплый Стан.

Началась война. Когда немец стал подходить к Орлу, наш аэроклуб перебросили из Теплого Стана в сторону Пензы. Там немного поработали. При перелете из Пензы в Кировскую область, в Йошкар-Оле нас прихватили. Забрали 15 летчиков, 15 самолетов, 7 механиков, 7 техников и на этой основе стали формировать 709-й ночной бомбардировочный авиаполк. Всем присвоили воинские звания. Я стал старшим сержантом, а Реховский, командир звена, старшиной. В 1943-ем году всему летному составу присвоили офицерские звания, мне, например, «младший лейтенант».

Прибыл командир полка, молодые штурмана пришли из школы. Начали летать по маршруту, на полигон - готовились к отправке на фронт. Пригласили летчика, который уже участвовал в боях. Он обрисовал картину, повеселил нас. Зимой 41-го нас перебросили под Солнечногорск, который только-только освободили - в лесу возле аэродрома еще валялись трупы немцев. Тут мы летали на разведку, по связи. К весне 42-го года нас перебросили под Харьков. 11 мая я выполнил свои первые боевые вылеты. Почему запомнил - моим дочкам как раз год исполнился. Дали цель. Отбомбился.

А потом началось отступление. Хаос. Летали и ночью на бомбометание и днем на поиск своих частей. Летишь и не знаешь кто под тобой. Как попал под огонь, значит, немцы. Прилетел - докладываешь. Начались потери. Первым погиб командир эскадрильи Бикаревич, так сказать, открыл счет. Он, Оглоблин и Ломовцев полетели к окруженным под Харковом войскам. Викаревич совсем не вернулся из этого полета, Ломовцев вернулся с одним глазом - ранили в лицо, а Оглоблин, самый молодой, прилетел - ни ранен, ничего… Он потом «героя» получил. Вскоре мой курсант погиб в прожекторах. Тогда еще не тренировали полетам в прожекторе. Вот он и разбился.


Вот такая война тогда была - где-то бомбили, кого-то теряли. Так дошли мы до Сталинграда. Населенный пункт Ерзовка. Расположились в школе, спали прямо на полу. Я был в командировке, приехал, прихватил бутылочку. Вечерком с моим штурманом Сафоновым Александром Тимофеевичем и с компанией близких приятелей выпили. Ночью еще слетали на задание и легли спать. А тут немцы налетели. Все вскочили, а мой штурман спал в углу под окном. Бомба взорвалась снаружи, его не задело. Я тоже вскочил, стал помогать раненым. Слышу, бомба свистит. Я спрятался за бугорок. Взрыв! Волна прошла выше, но рот был полон песка, и треснула барабанная перепонка. Рядом лежал писарь полка. Его тяжело ранило. Ранило в ногу Сергея Субботина, того самого, что планерную школу возглавлял. После этого он уже не летал, был диспетчером на полетах. Несколько человек погибло. В том числе комиссар полка Бурмистров, хороший, человеческий мужик. От него один пистолет нашли… ,

Перед первым массированным налетом на Сталинград все самолеты перелетели на другую сторону Волги. На правом берегу осталось два или три самолета, на случай если кого-то надо будут вывезти из города. Сидим, летит наш самолет По-2. Но летит как-то не так, как надо. Подозрительно. Подлетел к аэродрому, развернулся и полетел обратно. Мы поняли, что это разведчик и сейчас прилетят бомбить. Через 30-40 минут гудят… Начались пожары. Нам там делать было нечего, и мы перелетели на другую сторону Волги в Ново-Никольское. Работали с аэродромов подскока. Делали по несколько вылетов за ночь.

 

В Сталинграде приходилось выполнять самые различные задания. Летали на разведку по железной дороге на Ростов. Бомбили немцев в городе. Поскольку нейтральной полосы практически не было, а немцы наши располагались часто в соседних домах, то на бомбометание не каждый экипаж выпускали, а кого считали посильней, чтобы по своим не махнуть. Летали на выброску продуктов и боеприпасов. Вначале пытались бросать на парашютах. Но это сколько же их надо парашютов-то! Поэтому стали их бросать без них с высоты не больше двухсот метров. Мешки с продуктами, ящики со снарядами ставили на плоскость, привязывали веревкой с распускающимся узлом. У штурмана «вожжи» - он их дернет и полетел груз вниз, куда попадет. Вылетали с этими мешками, как верблюды навьюченные. Единственное, водку на парашюте бросали. Газ прибираем, кричим: «Иван, держи! Водка!»

Осень, кабина открыта, холодно. Одеты хорошо были - унты, меховой комбинезон, маски кротовые, а иначе обморозишь лицо но все равно холодно. Вылезаешь - ноги деревянные. Трос управления от ручки выходит через щель в борту и идет вдоль фюзеляжа. В эту щель ветер сифонит жутко и как раз по ногам. Техники установили обтекатели, тогда получше стало.

Когда бомбили Сталинград стояла промозглая сырая погода. Кабин от дождя закрывалась брезентовы чехлом. Я сел и закутался в этот чехол, чтобы мне не дуло в спину. Полетели, нас схватили прожектора. Я на прожектора не смотрю, смотрю на приборы. Маневрирую. Мой штурман поворачивается пулемету и говорит: «Сейчас я их». Тут мотор Чух-чух-чух и заглох. Надо перетянуть Волгу, а то на воду садиться не совсем приятно. Перетянули, сели. Стали разбираться, почему мотор заглох, я за ручку крана, а он закрыт - когдаштуран поворачивался задел его. Ну я его матюгами обложил, конечно, а он мне потом говорит: «Я вот пока летел все думал. Если бы сели на воду, как же ты из этого брезента вылезал?!» Такие вот смехуечки.

Зимой стали летать на лыжах. В начале 1943 года полку присвоили гвардейское звание. Часть летчиков получили задание лететь в Казань за самолетами, я и Саша Сафонов поехали в Москву, для получения гвардейского знамени полка. Побыли у меня, а потом поехали к Саше домой в Пензенскую область. Вся деревня собралась, все равно, как на свадьбу. Кто в окно смотрит, кто в дом набился. Как же - Санька Сафонов вернулся. Мы там четыре дня гуляли, а потом поехали дальше. До Сталинграда добирались на двухмоторном бомбардировщике ТБ-1. Как раз пленных немцев гнали со Сталинграда. Их трупы со снятыми портками были воткнуты головой в снег вдоль дороги. Хулиганили солдаты…

Из Сталинграда на Ли-2 в Ростов-на-Дону. Полк стоял около поселка Оржоникидзе. Оттуда начались обычные полеты, на разведку, бомбометание. -

Помню погода ветряная была. По полету сделали и полеты закрыли. А Боев со штурманом на станции Иловайской обнаружили эшелоны. Они выпросились. Полетели. Над целью их обстреляли и единственная пуля, угодившая в самолет, попала ему в сердце. Он только успел штурману сказать: «Бери управление». Штурман привел и посадил самолет. Штурманов тренировали на всякий случай, если летчик ранен, чтобы он мог привести и посадить самолет. Мой штурман Сафонов тоже мог управлять самолетом. После выполнения задания, когда летишь домой и уже видно свой прожектор (а бывает такая погода, что его и не видно), если есть возможность, даешь штурману, чтобы он вел самолет. Он еще бывало хохмил, когда из последнего полета возвращаемся говорил: «Дяденька, покатай меня на планере». Набирали высоту, мотор приглушаю - он крутится, работает, но тяги никакой нет и только ветерок шумит в расчалках. Спускаешься делать-то нечего, начинаем петь: «Ой, да ты, калинушка, ты, малинушка! Ой, да ты не стой, не стой на горе крутой». А слышно хорошо... Один раз, штурман уговорил меня выключить совсем мотор. Спускаемся, думаю, надо заходить на посадку, пора включить мотор, пытался, пытался, но так и не смог этого сделать. Пришлось так с неработающим мотором и садиться. Обычно на старте бы командир полка, он мне ничего не говорил, а тут - его заместитель. Он уж снял с меня стружку… Механик попытался завести - не получается. Все уже улетели на базу, а с мои самолетом механик ковыряется. Только поздним утром запустили, и мы улетели с подскока.

Когда я перешел в штурмовую авиацию, Сафонов остался в полку. Как какое комсомольское собрание, его упрекали, что летал со старшим лейтенантом Воробьевым и были нарушения наставлений по производству полетов. Он говорит: «Вы так скоро договоритесь до того, что мы ниже земли летали».

 - Какие бомбы в основном возили?

 - Фугасы. Могли взять три сотки или шесть 50-килограммовх или шесть 25-килограммовых бомб. В приделах 300 килограмм загрузка. Но это придел - на По-2 моторчик слабый. Мог штурман положить в кабину 2,5-килограммовых бомб. Такой бомбой попасть можно разве что случайно.

 - Сколько максимально вылетов за ночь удавалось сделать?

 - Я не увлекался. Четыре - это максимум. Некоторые напишут семь вылетов - это не реально. Это настоящая халтура. Прилетел, сбросил не прицельно, лишь бы освободиться от бомб и полетел обратно. Сам видел…

Вот такой был вылет. Пошли на разведку по железной дороге от Сталинграда на Ростов. Первая крупная станция от Сталинграда Тингута. Подошли к ней, нас осветили прожектора, стали обстреливать зенитки. Обошли кругом, набрали высоту метров 900, и опять заходим. Обороты мотора убавили и снижаемся. Штурман говорит: «Давай, еще чуть-чуть пониже». В тот вылет у нас было две зажигательные бомбы. По размеру они как 250-килограммовые, а по весу 50-100 килограмм. У нас уже высоты не остается - 150 метров. Саша бросает осветительную бомбу. Включаются прожектора, ищут высоко, а мы ниже их. Зенитки заработали. Сброс. От греха подальше вправо отвернулся, дал газ и пошел дальше по этому маршруту к следующей станции Абганерово. Лечу. Саша смотрит назад и говори: «Там пожар, посмотри». Я повернулся: «А х…ли там две свечки горят». Но не стал обращать внимание и пошел дальше. Саша говорит: «Да, да две свечки, твою мать, ты посмотри как там горит!» Повернулся, там действительно горело по-настоящему. Вот это другое дело! Решили дальше не идти, а вернуться, посмотреть, что там делается. Развернулись на 180, и пошли с набором высоты. Набрали высоту, пошли на станцию с планированием, чтобы не беспокоили. А там шустро горело! У нас был такой штурман Руднев. Вот есть такой сорт людей - все им не нравится. В столовую приходит, поругается с обслугой, на полеты - с механиком. Мы еще в воздухе были, а он прилетел. Как потом нам рассказывали, он пришел к командиру полка на доклад, а надо доложить о выполнении задания и что видел. Он доложил, кто-то зажег станцию Тингута и помолчав добавил: «Мне и то понравилось».

 - Как звали командира полка?

 - С самого начала 709-й полк майор, Хороших, очень хороший, справедливый, но выпивал. Его потом освободили. Ко мне он относился нормально. Однажды я не вернулся вовремя. Сел и с вылетом задержался. Меня ждали мой командир эскадрильи и командир полка, ходил, не спал, ждал, когда вернусь. Командир эскадрильи, ему сказал: «Идите, ложись спать, некуда он не денется, вернется». - «Когда вернется, дай команду, чтобы дали выпить, сколько захочет». Вот такой был командир.

Вообще полк у нас был хороший. Все же москвичи, с одного аэроклуба. Причем были ребята и постарше меня. Тот же Субботин с девятого года. Много было и молодежи. Хорошо жили, дружно.

 - Суеверия на фронте были? Или предчувствия?

 - Не знаю. У меня предчувствий и суеверий никаких не было.

 - Кормили хорошо?

 - Были моменты, когда перебазировались на новую точку, а там есть нечего, потому что БАО еще не подъехал. Вот в Ново-Никольском когда стояли, ходили на Волгу глушить рыбу, которую потом жарили на костре. Ну, взрывчатку я ни разу не бросал - на готовенькое. Ночью между вылетами нас не кормили.

 - В полку женщины были?

 - Летчицы были в женском полку. Отношение к ним было хорошее. В полку женщины были в качестве обслуживающего персонала.

 - В дождь летать в открытой кабине тяжело?

 - Нет. Спокойно летишь и в облаках спокойно. Главное чтобы обледенения не было. Ну и в грозу плохо летать. Один раз выполнял дневной полет. Высота метров двадцать. Держу управление одной рукой. Гроза в сторонке, но самолет начинает болтать. Я тогда двумя руками уже держу. Потом как самолет резко провалился внз.Меня головой об центроплан. Хорошо двумя руками ручку держал, а то бы вылетел из кабины.

Как-то в районе Дона вылетел на задание. Гроза далеко была. Взлетел, набираю высоту, никак самолет не набирает высоту, еле-еле метров 600 наскреб, а рассчитывал метров 900 набрать. А потом Дон пересек, как меня потянуло вверх, уже 1000 метров, я уже и газ убрал, а его все тянет. Потом опять потерял высоту, но все же на 900 метров удержался.

 - На цель, на какой высоте выходили?

 - Смотря какая цель. Так обычно 600 - 1000 могли и 1500 и даже повыше набрать. Всегда перед выходом на цель газок прибираешь и крадешься.

 - Эту тактику сами придумали или вам сказали?

 - Сами придумали. Тут кто как смекнет.

 - На выброску диверсантов летали?

 - Летал. Только не на выброску, а на высадку. Вот такой был случай в августе 1942 года. Линия фронта тогда проходила по Дону. Мы сидели в красном уголке. В 11 часов ночи меня вызывают в штаб полка. Прихожу, а там два представителя из Москвы. Мне дают задание высадить двух диверсантов. Дают район, говорят, что там будут встречать, разожгут костры. Полетели, конечно без штурмана. Эти двое в задней кабине. Пресек Дон. Трассы туда-сюда над землей летят. Вышел заданный район, а костров нет. Делаю кружок над этим районом -вышел точно, но костров нет. Что мне делать? Я говорю: «Буду садиться». Выстрелил ракету, посмотрел куда садиться, сориентировался, зашел, сел. Самолет бежит, какая-то лощина, рывком его поднял, перескочил, остановился. Вылезаем. Я им показа направление: «Идите, там населенный пункт». Они пошли, а я остался один. Темно, самолет стоит, мотор выключен. Решил посмотреть, что там впереди самолета. Отошел, самолет не видно ни хрена. Стал ждать рассвета. Рассвело. Прошел еще раз, посмотрел. Зажигание выключил, винт провернул, бензинчика залил шприцом в карбюратор, еще раз провернул. Быстренько на плоскость, включаю магнето. Мотор заработал. Я уже привык к этому самолету, сам запустил. Взлетел, полетел. Не нравится мне что-то куда я лечу. Вроде как приборы не так показывают. Горючее убавляется, а Дона не видно. Думаю, хватило бы бензина пересечь Дон. Остается до реки несколько километров. Пролетаю мимо деревни. Возле дома ходит немецкий часовой с автоматом. А у меня высота метров пятадцать. Мы друг на друга смотрим. Я уже с ним поравнялся, только тогда он схватился за автомат и дал очередь. Я его проскочил. Лечу, идут женщины, человек шесть, работать в поле. Остановились, смотрят, я им помахал. Пересекаю Дон. Горючего совсем осталось мало. Решил сесть на дорогу, что спускалась прямо к реке. Сел. Ветками закрыл самолет. Подходит девушка. Я спросил, где здесь сельсовет, где есть телефон. Она мне сказала. Пошел в сельский совет. Связался с полком, объяснил, что бензина нет. Они обещали прислать самолет. Полетел мой командир звена Ряховский, но, как потом выяснилось, меня не нашел. Я посидел и решил, что не стоит загорать на берегу реки рядом с немцами. Посмотрел по карте, от меня километрах в десяти проходит улучшенная грунтовка. Замерил палочкой, сколько у меня осталось бензина. Без прогрева запустил мотор, чтобы сэкономить топливо. Лечу к этой дороге. А места такие, что некуда приткнуться. Подлетаю к дороге, винт останавливался. Я сажусь прямо на дорогу и пока скорость есть сворачиваю с нее. Самолет встал. Горючего нет. Машин нет. И самолеты почти не летают. Замаскировал самолет. Стал ждать какую-нибудь машину. Идет бензовоз. Останавливается. Говорю: «У меня нет бензина, можешь немного дать?» - «Этот бензин тебе не подойдет. У тебя спичек нет?» - У меня было две коробки спичек. Я ему даю. - «Налить, чем есть у тебя». - «А бензин-то?» - «Да подойдет! Ладно сам подъеду к самолету и заправлю». - Он мне налил полный бак. - «Может тебе расписку написать?» - «Не надо. Будь здоров!» Полетел я домой.

В 1943 году высаживали группу из пяти человек в район Манычева лимана. В этой группе был районный прокурор из Москвы, радист и три девушки. Одна из них была местная. Летело пять самолетов. Я был старшим. Моя задача была выйти на цель, сесть, обеспечить посадку четырех других самолетов и последним улететь. Я летел со штурманом и одной из девушек, а остальные четыре самолета летели без штурманов. Высадили. Они попрощались, ушли. Прошло несколько дней, вызывают нас по одиночке к начальнику СМЕРШ. Он говорит, что мы высадили не там, что группа попала к полицаям. Мы, конечно, отрицаем, доказываем, что высадили где нам и сказали.. Потом мы уже узнали, что они пришли к тетке этой местной девушки, та бросилась обниматься, а тут полицай, мол откуда вы? И их прихватили. Прокурор застрелился.

Летом 1943 года наиболее опытных летчиков отобрали для переучивания на самолет Ил-2. Я хотел на истребителя, но та летчики были не нужны. Я же торговаться не буду… Из полка взяли двух ил трех летчиков и отправили в Котельниково на переучивание. Там я попал в 655-й (впоследствии 136-й гвардейский) полк 1-й Гвардейской штурмовой дивизии. Был такой приказ, если гвардейца переводят не в гвардейскую часть, то только с повышением в должности. В своем полку я был командиром звена, а тут стал заместителем командира эскадрильи.

Я довольно быстро освоился и стал водить группы. Командир эскадрильи, капитан, выпить любил. Я ходил с ним ведомым несколько раз. Он спросил: «Можешь вести группу?» - «Могу». И он стал приходить на аэродром попозже. Я с летчиками получаю задание, делаю первый вылет. Прилетаю с заданию, а он меня встречает, спрашивает, как дела. Короче говоря, стал водить группы. И вот этот капитан как-то полетел на задание, по ошибке раньше времени сбросил бомбы. Его освободили от должности на четыре месяца, но под суд не отдали, потому что не оказалось человеческих жертв. Пришел другой командир эскадрильи. Мы с ним тоже чередовались. Я летаю, он сидит и наоборот.

Потом пошел на курсы помощников командира полка по ВСС (воздушно-стрелковая служба). Окончил их на отлично и был и меня назначили заместителем командира 271-ой дивизии по ВСС. Так что мне несколько раз пришлось гвардию зарабатывать.

 - Какие у вас награды за войну?

 - Первую награду получил в самом Сталинграде, его еще не бомбили. Получали всего пять человек из полка. Командир второй эскадрильи Соколов - орден, командир звена второй эскадрильи Риховский - орден Отечественной войны, я мой штурман, и еще штурман первой эскадрильи Слепцов по «Звездочке». Орден Красного Знамени я получил за вылеты на Ил-2 на Южном фронте.

 - На фронте страшно бывало?

 - Конечно. Например, в Донбассе перед выходом на цель нас атаковали истребители. Встали в круг и крутились, пока не разошлись. Высота небольшая была 300 метров, крутишь, скорость теряется. Уже чувствуешь самолет начинает дрожать, еще чуть-чуть и в штопор сорвется. Конечно, неприятное ощущение. Или когда на По-2 летали. Пошли на Жутово в разведку. Погода - низкая облачность, изморозь. Вылетел под облаками. Вижу, танкетки, бронетранспортеры. Как начали оттуда пулять! Я нырнул в облака. Пропал. А в облаках обледенение. Пошел по расчету, чтобы пройти эту зону. Чуть не упали. Конечно, обледенение в облаках, это хреново - самолет не оборудован.

- На чем страшнее было летать?

 - Трудно сказать. Как попадешь…На Ил-2, если нет прямого попадания, а только осколки, то только поплевываешь на них, не обращаешь внимания. А на По-2 каждый осколок - твой. Я на По-2 сделал 479 вылетов и 41 на Ил-2. Ни разу меня ни ранило, штурмана и стрелки у меня тоже все целы. Попадали по нам, конечно, но до крови ни разу. Почему? Не знаю. Может, потому что у меня фамилия такая. Воробей - птица привычная к полетам…

Дедушка прожил славную и интересную жизнь! Всегда позитивный он умел посмеяться и поработать, любил изобретать,не мог сидеть ни минуты и даже уйдя на пенсию работал в ЖЭКе ,чтоб быть полезным и приносить домой лишнюю копеечку. Заряжал своей энергией и отличным настроением! Без него стало меньше солнца! Вечная ему память и всем тем,кто сражался за наше будущее!

 

 

 

 

 

Регион Москва
Воинское звание гвардии капитан
Населенный пункт: Москва
Воинская специальность летчик-бомбардировщик
Место рождения д.Луцкое,Московская обл.
Годы службы 1941 1947
Дата рождения 1915
Дата смерти 2009

Боевой путь

Место призыва Россия,Москва
Дата призыва 1941
Боевое подразделение 136-й гвардейский полк 1-й Гвардейской штурмовой
Завершение боевого пути Румыния
Принимал участие Москва, Сталинград, Румыния и другие битвы

Имеет Удостоверение участника за оборону Сталинграда. Награжден Орденом Красного знамени и многими другими наградами и медалями. Москв-Сталинград-Казань-Украина-Румыния 

Награды

Много наград и медалей. В том числе Орден Красного знамени за оборону Сталинграда.

Документы

Наградной лист

Наградной лист

Удостоверение за участие героической обороны  Сталинграда.

Удостоверение за участие героической обороны Сталинграда.

Фотографии

Воробьев Василий Георгиевич с другом Ряховским ( летчики-бомбардировщики)

Воробьев Василий Георгиевич с другом Ряховским ( летчики-бомбардировщики)

Автор страницы солдата

История солдата внесена в регионы: