Янсон Эвалд Кириллович
Янсон
Эвалд
Кириллович
мл.лейтенант / стрелок
Дата рождения: 1.04.1926

История солдата

10 ноября 1943 года Эвалд Кириллович Янсон был призван в г.Рыбинск, в декабре того же года принял присягу, после окончания учебки был зачислен в 359 ЗСП Лавт. стр.б-н, 1 стр.рота, ст.стрелок. Обучал новобранцев. Переведён в 125 Гв.стр.полк, 2-й бат., 4 стр.р.( красноармееец стрелок). Освобождал Латвийскую ССР в составе 43-й гвардейской стрелковой дивизии. За спасение командира из горящей самоходки был награждён медалью "За отвагу". В боях в Курляндской группировкой в декабре 1944 года был ранен осколком снаряда. После лечения в госпитале №2050 г.Резекне был возвращён в 17 ОЗЛСБ около г.Айзпуте, но почти сразу был переведён на работу в органы милиции, в отдел по борьбе с бандитизмом Кулдигского уездного отдела внутренних дел. Боролся с бандитским подпольем в Латвии.

Регион Латвийская Республика
Воинское звание мл.лейтенант
Населенный пункт: Рига
Воинская специальность стрелок
Место рождения Москва
Годы службы 1943 1945
Дата рождения 1.04.1926

Боевой путь

Место призыва г.Рыбинск
Дата призыва 10.11.1943
Боевое подразделение 125 Гв.стр.полк, 2-й бат., 4 стр.р. кр-ец стрелок
Завершение боевого пути г.Айзпуте, Латвийская ССР
Принимал участие Ликвидация Курляндской группировки
Госпитали №2050, г.Резекне

Воспоминания

К моменту моего призыва в ряды советских вооружённых сил наступательные возможности гитлеровской Германии против Советского Союза истощились. Закончилась провалом для немцев и операция под названием «Цитадель», задуманная как реванш за поражение под Сталинградом. Победа под Курском стала решающей в обеспечении коренного перелома в войне. Она положило начало общего наступления Советской Армии, развернувшегося летом и осенью 1943 года на фронте до двух тысяч киломестров.
К концу 1943 года было освобождено более половины советской земли, захваченной врагом.
10 ноября 1943 года – день моего призыва на службу в советские вооружённые силы – оказался для меня совсем не радостным, если не сказать больше, по следующим причинам: мало того, что я опоздал к сроку отправки пополнения во флот, так ещё и попал в пехоту...
Мама ещё долечивалась в костромском санатории; я уволился с работы, получил расчёт, собрал в мешок необходимые вещи и продукты на дорогу, написал прощальную записку маме...
На сборном пункте городского военкомата скопилось много народа: молодые ребята-призывники и провожающие из Пешехоно-Володарского района. А меня – некому провожать...
Был сформирован полный эшелон товарных вагонов с двухъярусными нарами. И потянулся этот эшелон через Ярославль на север, в Вятские дали...
Помнится, что ехали мы двое-троеи более суток.
Разгрузили нас, как позднее выяснилось, близ города Слободской Кировской области. Здесь базировался запасной стрелковый полк под условным названием п/п 89538, предназначенный для подготовки нового пополнения к воинской службе.
При первом же строевом сборе и опросе оказалось, что я на фоне всей этой многолюдной массы деревенских мужичков оказался наиболее грамотным (как-никак, а 8 классов средней школы у меня за плечами было...), и мне предложили, а я согласился пройти службу в первом учебном батальоне, в котором проводилась подготовка на младших командиров – ефрейторов – по курсам: мат.-техническая, физическая строевая и огневая подготовка. Гоняли нас здорово...
В одну из увольнительных прогулок по городу Слободскому я сфотографировался на память, чтобы фотографию выслать маме. Фото сохранилось.
Сохранилась у меня и красноармейская книжка с записями о прохождении службы.
Запись первая: Военная присяга принята в декабре 1943 года. Воинская часть п/п 89538 «Д» - это близ г.Слободской.
Запись вторая: 359 ЗСП Лавт. стр.б-н, 1 стр.рота, ст.стрелок к-ц 15.07.1944. Подпись: ст.л-т Булат. Это я уже в Латвийском стрелковом батальоне, базирующемся в г.Вышний Волочёк Калининской (ныне Тверской) области.
Дело в том, что по приказу Верховного Главнокомандующего предписывалось: военнослужащих всех других, кроме русских, национальностей перевести в национальные воинские формирования, образовавшиеся в то время в составе советских вооружённых сил.
Запись третья: 17-й ОЛЗСБ (Отдельный Латышкий Запасной стрелковый батальон) был выделен из 359 ЗСБ, не меняя своей дислокации (г.Вышний Волочёк Калининской обл.) и с теми же задачами: готовить пополнение для 43-й гвардейской латышской стрелковой дивизии, участвующей в боях за освобождение территории Латвийской республики в составе 2-го Прибалтийского фронта.
Пополнение призывников из освобождённых районов Латвийской республики продолжало поступать в наш 17-й ОЛСБ. Их незамедлительно распрееляли по ротам, взводам, отделениям и включали в боевую подготовку.
Я продолжал оставаться командиром отделения в 1-й стрелковой роте, хотя официального присвоения звания ефрейтора не последовало (просто не до того было...). Без перерыва проходили занятия по боевой, огневой или тактической подготовкам.
К октябрю месяцу 1944 года была подготовлена очередная партия новобранцев, котороым предстояло отправиться пополнением на фронт, включая и солдат моего отделения, жалко было расставаться. Написал рапорт: прошу отправить на фронт. Объясняю решение тем, что плохой из меня будет командир, который «не понюхал пороха»... Хороший у нас был командир роты ст.л-т Колесников. Не знаю, что он обо мне подумал, но уважил: согласие дал...
Запись четвёртая: 125 Гв.стр.полк, 2-й бат., 4 стр.р. кр-ец стрелок 21.11.44. Подпись неразборч. Это когда я вместе с подготовленным пополнением прибыл в месторасположение 2-го батальона 125-го Гвардейского стрелкового полка 43-й Гвардейской стрелковой дивизии. Комбат: гв.капитан Грищенко.
Базировался батальон где-то западнее г.Елгава. За этот город прошли отчаянные сражения (крупный железнодорожный узел). Он неоднократно переходил из одних рук в другие. Город был в развалинах. Жуткая картина предстала перед нами, когда мы тёмной ноябрьской ночью пешим маршем прошли город, лежащий в руинах, и где-то ещё пробивался огонь и дым...
В результате наступательных боёв Советской Армии лета и осени 1944 года было завершено освобождение всеё территории СССР от фашистских захватчиков; боевые действия переместились за рубежи нашей Отчизны. Освобождались территории Румынии, Болгарии, Венгрии, Польши, Чехословакии, Австрии, Норвегии и Германии.
Бои за освобождение Прибалтики велись силами нескольких фронтов и носили ожесточённый характер. После изгнания гитлеровцев из Риги (кот.1944 г.) территория прибалтийских республик была очищена. Лишь на Курляндском полуострове крупная группировка фашистских войск (порядка 35 дивизий), зажатая с суши нашими войсками и блокированная с моря Балтийским Флотом, удерживала частицу территории Латвии. К тому же на этом заключительном этапе войны наша авиация полностью господствовала в воздухе. А к началу зимы 1944 года линия фронта передвинулась далеко на запад – в Центральную и Юго-Восточную Европу. Наши войска на реке Одер занимали исходные позиции для штурма Берлина. Фашистский блок был в состоянии развала.
И в этой обстановке командование советских войск (командующий 2-м Прибалтийским фронтом А.И.Ерёменко) поставило задачу разгромить Курляндскую группировку немецко-фашистских войск. Что это: стратегическая ошибка или преднамеренная затея бросить на алтарь Победы ещё десятки тысяч человеческих жизней? Неужто мало и так приближающаяся Победа окрашена горечью безмерных потерь?
Конечно, в то время мне – молодому солдату – трудно было оценить стратегический замысел задуманной операции по разгрому Курляндской группировки немецких войск. Но позднее в госпитале, когда на смену азурту боя пришло спокойствие и подключился разум, особенно после мартовских боёв с 4-го по 13-е марта и с 17-го по 29-е марта 1945 года, когда я увидел колоссальный наплыв раненых в госпиталь, послушал их рассказы, я впервые усомнился в разумности принятых командованием решений... За этим скрывалось что-то другое, кроме разумного завершения убийственной войны...
Изучение мемуарной литературы в последующие годы и анализ рассказов очевидцев событий привели меня к убеждению, что предпринятый «Разгром» Курляндской группировки немецких войск в конце затянувшейся осени – чистейший авантюризм со стороны командующего 2-м Прибалтийским фронтом генерала армии Ерёменко, предложившего этот разгром в расчёте на благосклонность Верховного, который и дал «добро».
Ну какая необходимость была в конце войны бросать на штурм сильно тукреплённой обороны немцев, зажатых в Курляндском мешке, зная, что им деваться некуда и сопротивлятьсмя он будут неистово «под напором стали и огня...»?
Судите сами: хроника событий и мой комментарий в скобках – по опубликованным материалам «Рижские гвардейские: сборник военно-исторических очерков» (изд.Лиесма, Рига, 1972 г., стр.119):
«... С 10 ноября дивизия (имеется в виду 1944 год и 43-я Гвардейская Латышская стр.дивизия) вошла в оперативное подчинение 22-й армии 2-го Прибалтийского фронта. Пройдя ночными переходами 65 км, дивизия 10 ноября сосредоточилась в районе Години – Бриежи (в 15 км юго-западнее Елгавы), а к 24 ноября вышла в район станции Ливберзе (в этот период прибыло наше пополнение в дивизию). Находясь в резерве армии, дивизия до 2 декабря продолжала усиленную боевую подготовку. В 121-м полку на занятиях 3-го батальона (командир гвардии майор П.Пархомович) с боевой стрельбой на тему «Штурм усиленным стрелковым батальоном сильно укреплённой полевой оборонительной полосы противника» присутствовал высший командный состав частей и соединений всего 2-го Прибалтийского фронта, и командующий фронтом генерал армии А.И.Ерёменко, давший отличную оценку действиям батальона. (Зачастую учения батальонов проводились, как показные. В одном из таких показных учений я принимал участие в составе 2-го штурмового батальона 125-го стр.полка. Наблюдал сам командующий с большой группой генералов и офицеров. После учений, обходя строй, генерал армии Ерёменко награждал офицеров часами).
В конце декабря 1944 года командование войсками 2-го Прибалтийского фронта провело наступательную операцию с нанесением главных ударов на Салдусском и Тукумском направлениях. С участия в этом наступлении в составе 22-й армии начал свои бои в Курземе и Латышский корпус. (Впоследствии ветераны стали называть их «Рождественскими боями»).
Дивизия перешла в наступление 23 декабря 1944 года с задачей – прорвать оборону противника у Приедниеки, Балтамуйжа и захватом железнодорожного полотна обеспечить на рубеже Дзирбас – Румбас ввод в прорыв 19-го танкового корпуса. Это была весьма сложная задача. Оборона противника на этом участке состояла из четырёх линий траншей полного профиля, противотанкового рва глубиной в четыре метра и многочисленных заранее подготовленных опорных пунктов, с хорошо организованной системой пехотного и противотанкового огня. Первым в атаку пошёл 123-й гвардейский стрелковый полк, батальоны которого, удачно маневрируя, при поддержке самоходных артиллерийских установок сломили оборону противника и к исходу 23 декабря заняли населённые пункты Лиелаужи, Кримунас, Майсини.
Вскоре в бой был введён и (наш) 125-й гвардейский стрелковый полк, овладевший в течение 25-30 минут двумя линиями обороны противника. (В мемуарах запись: сюда добавить эпизод с немцем. Примечание: в мемуарах я эпизода не нашёл, но по рассказам отца с детства запомнил один эпизод, возможно что и тот самый. После боя на поле вдоль дороге осталось много трупов, а среди нх лежал один хитрый живой немец. Лежал ничком лицом вниз, но иногда поднимал голову и стрелял в проезжающих. И снова притворялся мёртвым. Пришлось поле прочесать и найти его. Когда приблизились к нему, он вскочил и бросился бежать к лесу, но не добежал...)
В ночь на 24 декабря на стыке менжду 123-м и 125-м полками был введён 121-й полк. За 24 декабря, несмотря на неоднократные контратаки пехоты противника с танками, полки достигли рубежа юго-восточнее Тренчи. Были очищены от противника его опорные пункты Яунбриди, Румбиняс».
Ход боёв в этом сборнике, в основном, описан правильно. Я только не помню названия «опорных пунктов», точнее говоря, крестьянских хуторов, где мы после их захвата обнаружили основательно сделанные землянки в 2-3 наката и брошенные немцами при отступлении вещи и продукты. Третий «опорный пункт», несмотря на подошедшую самоходку, взять не смогли. При наступлении немцы обстрелом прямой наводкой самоходку подожгли. Нам пришлось выпрыгнуть из неё и под сильным миномётным обстрелом отползти на исходную позицию и вытащить из-под огня раненого офицера.
В дальнейших наступательных боях я участия не принимал, т.к. в ночь на 25 декабря при обстреле немцами одного из «опорных пунктов» я был ранен в правую руку ниже локтя. Было это так.
В эту морозную ночь наши войска отдыхали. Чего не скажешь о немцах: каждые полчаса из лесу выскакивал хитрый «Тигр», выпускал в сторону наших три снаряда и быстро исчезал, чтобы неожиданно появиться в другом месте. Никак наши артиллеристы не могли его подкараулить... Принял я сто грамм для сугреву и стоя прикемарил у входа в землянку. И тут рядом разорвался первый снаряд. А за ним второй, третий! Чувствую, пальцы не двигаются, и что-то горячее по правой руке течёт... Уже в санбате подумал: как же я теперь буду держать ложку левой рукой? Достал её из карпана, смотрю, а из ручки торцит какой-то странный кусок металла. Осколок от снаряда! Если бы не ложка в кармане – может, лишился бы ноги. Такие ложки солдаты изготавливали вручную в перерывах между боями: в сыром песке или из двух кирпичей делали форму, заливали расплавленным оловом от походных котелков и шлифовали. Так случилось, что я воевать прибыл без ложки ти долгое время одалживал её у однополчан, пока накануне Рождества один солдат не подарил мне свою запасную ложку.
Ребята мне рану перевязали, но т.к. рана болела и шевелить пальцами правой руки я уже не мог, пришлось мне самостоятельно добираться до медсанбата. Перед этим я отдел свой автомат ППШ товарищу и взамен взял его винтовку – ему автомат нужнее.
В медсанбате мне обработали рану, наложили шину (осколок всё-таки зацепил кость) и дали направление на эвакуацию в госпиталь. Для меня война практически закончилась.

Награды

Медаль "За отвагу"

Медаль "За отвагу"

За спасение командира из горящей самоходки

Орден "Отечественной войны II степени"

Орден "Отечественной войны II степени"

Медаль "За победу над Германией"

Медаль "За победу над Германией"

После войны

Весна 45-го года. Разве можно её забыть!

Война подходит к концу, вот-вот настанет и радостный день Победы.

Эвакогоспиталь №2050, который разместился в случайно уцелевшем здании средней школы города Резекне (Латвия), переполнен ранеными после мартовских боёв в Курляндии... Я выписываюсь из госпиталя в начале апреля, имея предписание в составе пополнения прибыть в распоряжение 17-го ОЛЗСБ, размещённого где-то близ города Айзпуте.

Настроение приподнятое, только что получил письмо от тёти Наташи. Она сообщила, что мама по приглашению правительства Латвийской ССР на работу по специальности, переехала в родной для неё город Ригу, и её можно разыскать по адресу: ул.Валдемара 35 в библиотеке Рижского горкома партии.

Не помню уж, какими окружными путями, минуя Ригу, мы добрались до 17-го ОЛЗСБ. Размещены в лесу. Следует обычная прифронтовая суета: приём пополнения, размещение по землянкам, знакомства. Тихо, канонады не слышно, как будто и нет войны.

Неожиданно, нас, вновь прибывших, стали приглашать на беседу к подполковнику из Риги. Шёл опрос каждого по его автобиографическим данным... Что-то подполковник у себя на бумаге отмечал... Но по легенде у  меня всё чисто. (Эвалд Янсон - сын арестованного и расстрелянного  в 1938 году комбрига, кавалера ордена Ленина Кирилла Янсона, после ареста отца и матери был вместе с братом Раймондом отправлен в детский дом в г.Рыбинск) А на вопрос об образовании я ответил, что учился в 9-м классе, но не успел окончить. Подполковник был удивлён: рядовой солдат с 9-летним образованием – редкость...

Потом вызвали на построение, включая и меня. Из одиннадцати построенных из числа пополнения назначили старшего, знакомого с Ригой. Приказали ему доставить группу в Ригу по адресу бул.Райниса, д.6.

Добрались мы до Елгавы на перекладных. Далее группа разделилась: шестеро поехали поездом, пятеро, включая и меня, на машине по шоссе.

Добрались мы до левобережной части Риги. Перебраться на правый берег можно было только по понтонному мосту, сооружённого военными на месте нынешнего Вантового. Перешли мост – оказались на улице Валдемара, что меня чрезвычайно обрадовало, т.к. в то время я понятия не имел, где находится эт улица. Своей радостью поделился с остальными, предложил дойти до дома №35.

Радость встречи с мамой описывать не буду: два года её не видел, сами сможете понять...

Ночевали на квартире у мамы по адресу: ул.Аусекля 3, кв.82. Отметили встречу, проговорили до самой ночи, было что рассказать друг другу. Она предупредила меня: бул.Райниса 6, куда нам предписано прибыть - МВД Латвийской ССР.

Наутро в здании МВД мы повстречались с остальными ребятами. Нас пригласили в отдел кадров и предложили заполнить анкету, написать заявление и автобиографию, что мы и проделали. Но, опасаясь отправки в «рабочие батальоны», как моих побратимов, я повторил легенду, изложенную мною в Рыбинском военкомате перед призывом в армию. Эта легенда привела меня,в конце концов, на службу в органы МВД; после окончания годичного курса учёбы в Республиканской школе милиции в Риге я работал в Кулдигском уездном отделе МВД, а затем МГБ следователем.

МГБ – это уже не по моей воле, а путём перевода – и я понял, что дальнейшее последовательное продвижение по службе в этих органах, основанное на придуманной мною легенде, чревато для меня серьёзными последствиями.

Подвернулся подходящий случай (предложили вступить в партию), и я летом 1948 года  легализовался (очередная превратность моей судьбы), т.е. рассказал своему коллеге по работе, капитану Хапову, опытному чекисту, всё, как было на самом деле: об арестах отца и матери и судьбе брата... Немедленно последовали действия: был  административно наказан 20-ю сутками ареста с содержанием «на губе», а затем и решение: уволен с записью в трудовой книжке: «За невозможностью дальнейшего использования».

Тогда же я узнал, что формулировка «Осуждён на 10 лет строгорежимных лагерей» – фактически расстрел. Система работала чётко. (На тот момент Эвалд Янсон ещё не знал, что его отец был расстрелян в 1938 году).

Я приехал к маме в Ригу, где к тому времени после амнистии жил и Раймонд, участь в Латвийском университете на геолого-почвенном факультете. А у меня не было даже аттестата зрелости...

Поступил в вечернюю школу рабочей молодёжи, а в 1949 году сдал экзамен в Московский институт (МИГАИК, бывший Межевой), на факультет аэрофотосъёмки. Но опять [не]задача... На мандатной комиссии института предупредили, что если мне не дадут допуска к работе с секретными материалами, мне придётся менять специальность.

 (примечание: первоначально Э.Я. хотел поступать во ВГИК на операторский факультет, потому что увлекался фотографией, но перед подачей документов посмотрел на абитуриентов, поговорил с ними и засомневался в том, что удастся поступить, слишком уж сильные были конкуренты. Вот и выбрал аэрофотосъёмку – Ю.Я.)

Терять время я уже больше не мог, и так разрыв в учёбе составил уже семь лет.

Закончив первый курс в московском институте, перевёлся на второй курс (русский поток) гидромелиоративного факультета Латвийской сельскохозяйственной академии, размещавшейся в то время в Риге на ул.Аусекля, который и закончил в 1954 году.

Все последующие годы работал по специальности инженера-гидротехника, в основном на проектной работе в Латвийской ССР (1954-1975 гг.), в Калининской обл.РСФСР (1975-1982 гг) и в Республике Куба (1982-1985 гг.). Выйдя на пенсию, работал экспертом Госстроя Латвийской ССР.

Автор страницы солдата

Страницу солдата ведёт:
История солдата внесена в регионы: